converted file d54bcb3d

В   своей   прошлой,   теперь   уже   почти   забытой   жизни   художника   Дэвид   одно   время

увлекался   стилем   «сумие»;   хотя   его   интерес   был   достаточно   поверхностен   и   сопутствующей

восточной философией он толком так и не проникся — тем не менее полученные в юности навыки

теперь весьма пригодились. Он не был лучшим учеником в группе: пока шло предварительное,

лексическое комбинирование Форм, он в лучшем случае оставался крепким «середнячком» —

многие   его   сокурсники   составляли   заклятья   из   Форм   гораздо   быстрее   и   реже   допускали

ошибочные, несочетаемые комбинации — но когда дело доходило до графического исполнения,

Дэвид нередко справлялся быстрее прочих. Эта маленькая победа радовала его, пожалуй, даже

сильнее,   чем   двадцать   тысяч   сийтов,   вырученных   за   сердце   Юийдиальи.   Мир   волшебства

слишком часто тыкал его носом в грязь, в осознание собственной ничтожности и бесталантности,

окружающее общество не забывало регулярно напоминать, что он — бесправное ничто; и его

самолюбие, уязвленное всеми перечисленными уколами, молча страдало. И в этом крылась одна

из причин его увлеченности уроками прикладной ритуалистики: хотя бы здесь он мог чувствовать

себя наравне с местными уроженцами, от рождения обладавшими значительно большим, чем у

землян, магическим потенциалом.

Сегодня, правда, ему пришлось рисовать «пустышку». Стихиальное заклятье, монограмму

которого они должны были составить, содержало в себе пять Форм — и одна из них Дэвиду была

неизвестна. Точнее, он знал, как рисовать эту Форму — однако самой энергетической структурой

не владел и потому не мог составить работающее заклинание на ее базе. Это было неприятно. Во-

первых,   потому,   что   он   лишался   возможности   проверить   точность   собственного   рисунка,

приходилось домысливать по принципу «а как бы оно выглядело, если бы работало», во-вторых,

неприятно  было  еще   и  потому,   что  даже   в  случае   удачного  выполнения   рисунка   сама   работа

обессмысливалась: линии, проведенные на бумаге, оставались только линиями.

Поскольку вторую часть задания — энергетическое конструирование — он не выполнял,

Дэвид  закончил   рисунок   гораздо   раньше   остальных.   Вот   только   сегодня   никакой   радости  это

обстоятельство ему не доставило. Поднял взгляд от письменного стола, посмотрел по сторонам.

Прочие студенты напряженно трудились. Кто-то чертил узор, кто-то жестикулировал, подбирая

действующую   комбирацию   заклятья.   Орэлья   из   Сайгга,   закусив   губу,   о   чем-то   напряженно

размышляла. На ее столе валялись два смятых комка бумаги; кисточка с тушью скатилась на пол.

Орэлья   ошиблась   еще   в   первой   стадии,   во   время   составления   «лексического   соответствия»

будущего заклятья, и теперь должна была делать всю работу заново. Джейгали — двухлицый,

синекожий и четырехрукий, как и прочие представители его расы — на задней парте уныло чертил

свой   рисунок.   У   него   тоже   не   хватало   одной   из   пяти   необходимых   Форм.   Сидевший   перед

Орэльей  Скеггель  смотрел  на   кисть  и  бумагу  как  на  своих кровных  врагов.   Скеггель  являлся

сыночком одного из адских владых и большую часть своей жизни провел в Преисподней; его

родитель, видимо, был достаточно прогрессивным демоном и, понимая, что без образования в

наши дни никуда, отправил подросшее чадо учиться в один из самых продвинутых по части магии

миров Сущего.

В первое время Скеггель терялся, когда его просили составить заклятье, не нацеленное

прямо   на   разрушение   или   порабощение:   очевидная   бессмысленность   любой   «мирной»   магии

разом выбивала его из колеи. Однако Скеггель был высшим демоном — то есть не просто злобной

машиной для убийств, но сущностью, способной к саморазвитию. Он постепенно освоился и начал

играть с Формами не хуже уроженцев Хеллаэна и Нимриана. Вот и сегодня он соединил Формы

быстрее   всех.   На   этом,   правда,   и   остановился   —  необходимость   выводить  какие-то   линии   на

дурацком   листке   бумаги   его   откровенно   бесила.   Он   боролся   одновременно   и   с   непослушной

кистью,   и  с  собственной  природой:   ярость,   вот-вот  готовая   вырваться   наружу,   велела   одно,   а

разум — совершенно другое. Надо отметить, что в большинстве ситуаций сдержать свои эмоции

Скеггелю   все-таки   удавалось.   Он   понимал:   в   случае   чего   его   немедленно   отсюда   выпрут;   а

возвращаться домой, не оправдав возложенных на него надежд, Скеггель не стал бы ни за какие

коврижки. В этом случае отец, вероятнее всего, сам отдаст неудачника на съедение своим слугам;

взамен него в Академию будет отправлен какой-нибудь другой сынок. Благо, у любвеобильного

папаши их было больше десятка.

К столу Дэвида тем временем подошел преподаватель прикладной ритуалистики, Дильбрег

кен Аунблан. Несколько секунд рассматривал изображенный землянином узор.

— «Пустышка»? — спросил он — хотя и так было ясно, что это.

Дэвид смущенно кивнул.

— Какой Формы вам не хватает?

— «Чаши».

— Что-нибудь близкое есть?