Cosa Nostra история сицилийской мафии

В июне 1900 года люди Палиццоло выдвинули его кандидатуру на перевыборах в парламент по центральному избирательному округу Палермо. Мафии, столкнувшейся с расследованием Санджорджи, понадобилась вся политическая поддержка, которую только можно было получить. Поскольку Сицилия перестала играть былую роль во внутриполитической жизни страны, компания NGI также нуждалась в помощи старых друзей. Если бы на выборах победил Палиццоло, он снова приобрел бы парламентский иммунитет. Семейство Флорио финансировало предвыборную кампанию, мать Игнацио младшего, баронесса Джованна д'Ондес записалась в женскую ассоциацию поддержки Палиццоло, основанную его сестрами. Но этой поддержки на местном уровне оказалось недостаточно, правительство поддержало оппонента дона Раффаэле. Затем сторонники Палиццоло в судебных органах чуть было не сорвали передачу его дела в суд. Главный прокурор Козенца направил донесение, в котором советовал не передавать дело в суд в силу недостаточности улик. Лишь прямое давление со стороны короля заставило прокурора отказаться от своего заключения, хотя он и продолжал называть улики по этому делу «легковесными».

Перед тем как началось второе судебное разбирательство, смерть изворотливого билетера Каролло, скончавшегося от цирроза печени, сыграла на руку Джузеппе Фонтана.

Второе судебное разбирательство проходило в самом импозантном из всех зданий судов Италии — в одном из дворцов Болоньи, внутренний двор которого и благородный фасад являлись творениями Палладио. Интерьеры в стиле барокко, зал заседаний облицован панелями темного дерева, украшенными искусной резьбой… В политическом отношении Болонья считалась консервативным городом, его жители вряд ли стали бы проявлять сочувствие к тому, кто попытался бы использовать в своих интересах это дело, «подрывающее общественный порядок».

Дона Раффаэле Палиццоло одним из первых доставили в суд из тюрьмы, в которой содержались подсудимые. Время, проведенное в заключении, явно его состарило. Он осунулся и поседел, щеки обвисли, еще резче обозначилась выступающая вперед нижняя челюсть. Но как и прежде он был безупречно одет и сквозь элегантное пенсне вглядывался в свои записи. В течение двух дней Палиццоло давал показания, при этом, опершись на спинку стула, принимал трагические позы и сопровождал свои заявления всхлипываниями и бесчисленными патетическими жестами. Интонации его речи менялись в диапазоне от жалобного бормотания до протестующего вопля.

«Господа присяжные, я уверен в том, что вы не обнаружили во мне проявлений врожденной жестокости. Вместо этого вы увидели глубокие, неискоренимые следы бесчеловечного, варварского обращения, которому я несправедливо подвергался, став для многих объектом ненависти и мести. Я вызвал гнев и опасения сильных и увидел малодушие слабых. Так пусть же заговорит всеми отверженная и поруганная человечность! Я беден и одинок и не принадлежу ни к одной из партийных фракций. Прощаясь со мной перед смертью, мой ныне покойный брат дал мне такое напутствие: "Береги себя и береги честь своей семьи"».

Перенапряжение, вызванное столь эмоциональными заявлениями, привело к тому, что у дона Раффаэле начался приступ хронического носового кровотечения.

Во время дачи показаний Джузеппе Фонтана, обвинявшийся в том, что именно он осуществил убийство Нотарбартоло, был столь же спокоен и немногословен, сколь красноречив и эмоционален был дон Раффаэле. Он держался раскованно и имел вполне ухоженный вид. Одетый в синий костюм, он походил на честного торговца цитрусовыми, коим и представился. Присутствовавшие на суде журналисты обратили внимание на его мощное телосложение и глубокие глазницы, «похожие на два отверстия, проделанные пальцами в голове, вылепленной из глины». Фонтана отличался характерной манерой прерывать свой рассказ и о чем-то размышлять. Во время таких пауз он откидывал голову назад и плотно сжимал губы. Затем он со спокойной уверенностью продолжал свое повествование. Порой казалось, что его показания имеют отношение не к нему самому, а к кому-то другому. Однажды ему даже удалось вызвать в зале смех. Это случилось после того, как он с улыбкой заявил, что будь он главарем мафии, как утверждает обвинение, то вместо того чтобы совершать это убийство самому, он приказал бы сделать это своим подчиненным.