Could you break our Fall? (СИ)

Не успел Хакс осмыслить сказанное, как забрак придвинулся еще плотнее, его левая рука сомкнулась в кулак и с силой вжалась в солнечное сплетение, вынуждая болезненно захрипеть и согнуться вперед, а левый бок неожиданно взорвался жуткой, невыносимой болью.

Даже если бы Фетч сказал, что кричать запрещается, капитан бы всё равно заорал в голос. Попытка дернуться в сторону не обернулась успехом: полковник крепко обнимал его за пояс правой рукой, от пальцев которой тело и драло волнами боли.

Из-за пелены Хакс даже не сразу расслышал глухую вибрацию. Инстинкты голосили, что нужно бежать – бежать, пока у него есть силы бежать, – но разум ставил на этом плане жирный крест.

Фетч протолкнул виброиглу глубже, и рыжеволосый капитан обмяк в его крепкой хватке, тяжело и судорожно втягивая воздух, до побелевших костяшек сжимая пальцы на подлокотниках кресла.

Сцена расфокусировалась до смешанных цветовых бликов, но очень быстро вновь прояснилась. Ничего не изменилось, кроме того, что по подбородку у Хакса струилась кровь, лицо стало белее снега, а рыжие волосы потемнели и прилипли к вискам. Фетч утыкался носом ему в затылок, продолжая прижимать к себе правой рукой, вгонявшей иглу в левый бок, и его рыжие глаза были наполнены таким блаженством, какого Кайло Рен, молча наблюдавший за всем этим, никогда не видел в своей жизни.

Черные пальцы плавным круговым движением довели иглу до конца и ткнулись в кожу, вытащив из Хакса прерывистый полувсхлип-полустон. Фетч опустил сверху всю ладонь, чтобы чувствовать низкую вибрацию, продолжавшую исходить от инструмента, полностью погруженного в тело, а Рен даже через воспоминание другого существа ощутил сумасшедший кайф от вида чужих страданий, который ловил полковник.

Кадерус едва ощутимо надавил, и этого оказалось достаточно, чтобы Хакс жалко застонал и впервые с самого начала мертвой хваткой вцепился в мучившую его руку. Фетч осклабился в усмешке и властно загреб пятерней рыжие волосы, чтобы грубо столкнуть его на пол, на колени, и заставить развернуться к себе лицом. А потом память Хакса зачернела провалами: забрак встал над человеком, черные руки расправились с молнией форменных брюк, одна ладонь вновь жестко зарылась в рыжие пряди, и полковник толкнул голову капитана к своему паху.

Не совсем отдавая себе отчета в том, что делает и каков будет результат, Рен потянулся глубже, к тем воспоминаниям, что таились на самых дальних задворках памяти, – к физическим ощущениям и эмоциональному состоянию. Пробить хрупкую стену стоило одного легкого толчка Силы, и в следующее мгновение Кайло глухо захрипел, вцепляясь рукой в бок, а в него хлынула чужая жуткая, рвущая тело на части изнутри боль, всепоглощающий стыд и тошнотворное чувство собственной ничтожности и бессилия. Удовольствие стоявшего над Хаксом-капитаном полковника липло к покрытой испариной коже, а чуть позже ощутилась ноющая, странная боль в горле, которой Кайло никогда не испытывал, – как будто по задней стенке сосредоточенно и размеренно скребли наждаком.

Ощущение чужого члена в собственном рту не было самым желанным опытом на свете, и юноша наполовину испуганно, наполовину с отвращением отшатнулся от воспоминания. То еще мелькнуло на прощание Фетчем, который всё так же за волосы повалил Хакса спиной на стол и рванул пряжку его ремня, а затем угасло, забирая с собой боль и унижение, но оставляя тянущее чувство измотанности и опустошенности.

Напоследок в голове прозвучал не принадлежавший Хаксу шепот:

- Эту вытащишь самостоятельно и вернешь мне лично в руки. Думаю, ты не захочешь объяснять медикам, как так получилось, поэтому полагаюсь на твой быстрый ум, капитан. Хотя... можешь ходить так, пока у неё не кончится заряд.

И Рен наконец распахнул глаза, чтобы обнаружить себя тяжело дышащим и нависающим над Хаксом, который смотрел в ответ непривычно болезненным взглядом.

- Вообще иглы было три, – усмехнулся мужчина, и привычное невозмутимое выражение лица вернулось на свое место. – Две другие он добавил уже после того, как отымел меня в рот. Просто я пожалел твою психику и заодно избавил тебя от зрелища собственных слез. У меня лицо страшное в такие моменты, ты бы не пережил.

Рен открыл было рот, чтобы выдать что-нибудь вроде “я тебе не ребенок”, но вовремя передумал. Он не испытывал удовольствия от чужой боли и досматривать картину совершенно не хотел. Хотя, быть может, оно того стоило одной возможностью проверить, правду ли сказал генерал про слезы.

Рыцарь подумал. Подумал еще. И еще примерно полминуты.

Воспоминание было жутким. Боль являлась неотъемлемой частью Темной Стороны, но юноша всегда воспринимал её как необходимость и подчас верное решение, но не как жгучую потребность. К тому же боль могла быть полезной, могла отрезвлять и очищать мысли от ненужного хлама, как она была полезной и отрезвляла, когда вуки попал в него зарядом из боукастера. Боли ради удовольствия Рен категорически не понимал.

- Насмотрелся плазмовизора на сегодняшний день или таки за продолжением полезешь? – тем временем поинтересовался Хакс и выжидающе приподнял брови.