Он скрылся в палатке и через несколько секунд вынес несколько картонных квадратиков.
— Визитка Валентина, насколько я понимаю, уже не нужна.
Яська грустно покачала головой и взяла картонки.
— Спасибо вам огромное. И все-таки проверьтесь, ладно? Не запускайте.
— Да вот сейчас смену отработаю и пойду договариваться. — Согласился Карен. И я тут хотел ещё одну татуировку сделать. Но теперь, наверное, не стоит?
Яська попыталась было отговорить массажиста, но Ларик вовремя её опередил:
— Скорее всего, это просто нелепое и жуткое совпадение. Приходите, Карен, когда захотите. Я вам скидочку сделаю за моральный ущерб.
И он жутковато, даже для Яськи, подмигнул бесцветным глазом.
— Ты, Ларик, лучше никогда никому больше не подмигивай, — сказала она ему, когда они, распрощавшись с Кареном, уходили с пляжа.
— Это почему?
— Ты тогда на сову похож. Полярную. Нет, скорее, на чучело полярной совы, которое вдруг ожило и начало подмигивать всем подряд.
— Это мило, — заявил бескомплексный Ларик.
— Нет, — передернулась Яська. — Это жутко. Или, знаешь, даже не на сову. На что-то такое….
— На птице-черепаху? — Вдруг неожиданно для самого себя выпалил Ларик.
— Ну, вот точно! — обрадовалась Яська. — совершенно непонятно, но как точно! А, кстати, какая она, птице-черепаха?
— Пойдем, я тебе покажу, — пообещал Ларик.
Карен, проводив взглядом странных посетителей, естественно, задумался. Не то, чтобы он сильно испугался, просто стало неуютно. Словно его резко выдернуло в другую реальность, где все радости жизни становились незначительными и пресными. Непонятное тяжелое предчувствие заполонило его. «Глупости», — с досадой подумал Карен. — «Выпью грамм пятьдесят хорошего коньячку, и всю эту муть как рукой снимет. И во что я вляпался?». С прямой опасностью, у которой есть имя, Карен мог бы справиться, а эти полунамеки, полуопределения, невыясненность сбивали его с толку. Орлиным взором, нащупывающим добычу, он осмотрел пляж в поисках потенциальных клиентов, но никакого движения в сторону его палатки не наблюдалось.
Массажист поднялся с шезлонга, разминая несколько затекшие от долгого сидения ноги, сделал несколько шагов туда-обратно вдоль своего «кабинета», и вдруг его неудержимо потянуло к прибрежной полосе. Именно туда, где белые клочья пены на обрывках волн соприкасаются с твердью земной. Конечно, Карен не думал так высокопарно, типа «соприкасаться со твердью земной», он вообще ничего не думал об этом неожиданном желании. Его просто потянуло с неудержимой силой и все. Куда-то на грань единства противоположностей.
Карен спустился к морю и присел в светлых бриджах прямо на камни у самой воды. Густонаселенный пляж постепенно плавился под знойными лучами солнца, и люди исчезали в томном дрожании воздуха, возносясь в иные миры, возможно, лучшие, чем этот. Бренный.
А это уже Карен подумал. Про бренный мир. Он не отдавал себе отчет, откуда всплыло это словосочетание, которого до сих пор не наблюдалось в лексиконе массажиста. Карен смотрел на море и думал о бесконечности. Как о философской категории, как о символе тату, как об огромном змее Уроборосе, поглощающем свой собственный хвост. Из этих мыслей его резко вырвал сначала громкий хлюп пролетевшего мимо него камня, затем негодующе-ленивый женский крик: «Ваня, осторожнее, ты можешь в кого-нибудь попасть». Карен оглянулся и увидел карапуза лет пяти, который метал в море галечные камни, выбирая те, что побольше. Мама мальчика, жирно отсвечивая маслом для загара, чуть приподняла голову с лежака, но убедившись, что никто не реагирует на Ванины действия, расслабилась, старательно вытянув руки кверху. Подмышками у неё все еще оставалась светлая полоска, которую она срочно «загорала». Карен улыбнулся Ване, который увлечённо волок булыжник к кромке моря, и опять повернулся к бирюзовым безбрежным просторам.
«Как я мало знаю о…», — подумал с печалью Карен, когда голова его взорвалась невероятной болью.
Ваня первый раз в жизни попал. И это был тот самый, крайне редкий удар в точку у основания черепа в месте сочленения затылка и первого шейного позвонка. Тот самый удар, который перебивает нерв и приводит к немедленной смерти.
Глаза Карена залила красная волна, она пенилась как кипящее малиновое варенье, и он упал лицом вперед в не спасающую вечность моря. Кто-то кричал рядом, но массажист уже ничего не слышал. Он отправился в бесконечность, к которой так неистово стремился в последние несколько дней. В бесконечности не было никаких, столь ненавистных ему цифр. Потому что в ней не было ни пространства, ни времени.
Последнее, что он увидел, это был хвост уходящего поезда. Последнюю цифру — вагон номер тринадцать. Вагон, в который, как он теперь уже узнал, запрыгнул совершенно случайно.
Глава шестая. Вагон номер тринадцать