Coward (СИ)

— Ремус, ты не должен меня жалеть, — Гермиона заговорила тише и настойчивее. — Впереди полнолуние: это тебе стоит меньше носить медальон, чтобы он не ухудшить предстоящую трансформацию!

— Это ничего не изменит! — упорствовал Люпин. — Я годами живу с этим! А ты, я не могу позволить тебе…

Потеряв контроль, он явно не уследил за остроконечностью формулировок и невольно сам себе выставил подножку. Неделями накопленный стресс преобразовался в уничтожительную агрессию, обуздать которую у Гермионы не было никакой возможности. Она и рада бы была списать всё на дурное воздействие медальона, но его уже полдня носил Гарри. Эта буря — её собственная, которую она никому не хотела показывать, уж тем более Люпину, если бы он сам не выпустил её на свободу.

— Верно! — воскликнула она. — Ты не можешь мне ничего позволить или запретить! Ты больше не наш учитель, Ремус, мы все здесь на равном положении и, если честно, мне хватает вздорных мальчишек, возомнивших, что могут указывать мне, что делать!

С этими словами Гермиона вылетела прочь из палатки и грозно зашагала вперёд, будто бы у неё было для этого чёткое намерение. Крики Гарри и Рона не доставали её ушей — они пролетали мимо, а затем и вовсе стихли, когда она зашла глубже в чащу. Полчаса покоя были ей обеспечены.

Остаток дня продолжалась пляска на ножах. Гермиона, вернувшись, не могла отделаться от своего раздражительного настроения. На любую попытку с ней заговорить она отвечала резко и даже грубо, в глубине души понимая, что незаслуженно срывается на друзьях. Люпин куда-то скрылся и не появлялся до самого вечера — вероятно, думал, что лучшим решением будет оставить её в покое. Однако его отсутствие напротив только злило Гермиону. Когда он всё-таки объявился, она встретила его с надменным молчанием.

Напряжение между ними было легко уловимо даже для Рона. После ужина он торопливо ткнул Гарри в бок и громко объявил о том, что им нужно проверить кое-что в лесу: по его предположениям, недалеко от их лагеря прятались другие беглые волшебники. Необходимо было убедиться, что они не ищут Гарри и не представляют угрозы. Впрочем, Гермиона легко уловила попытку попросту сбежать подальше от грома.

Перед уходом Рон вытащил из сумки большое красное яблоко и положил на стол.

— Это для тебя, — смущённо сказал он Гермионе. — Последнее свежее. Съешь.

На его лице промелькнула неловкая улыбка. Проявления подобной угловатой заботы с его стороны в последнее время подозрительно участились, но Гермиона упорно делала вид, что не понимает, в чём их причина. Меньше всего ей хотелось усложнять и до того непростое положение, в котором они все оказались. Не получив в ответ ничего, кроме короткого кивка, Рон подхватил лежащий рядом медальон и ушёл. Гарри последовал за ним.

Когда шаги мальчиков вдали практически утихли, Гермиона начала собирать со стола посуду. Ей нужно было чем-то занять руки, лишь бы не потребовалось первой что-то говорить. Люпин сделал ей огромное одолжение, подав голос.

— Ты ему нравишься, — произнёс он с грамотно рассчитанной осторожностью. Ещё одна неверная фраза и утренняя ссора могла повториться в преумноженном варианте.

— Удивительная проницательность, — с сарказмом отозвалась Гермиона.

На самом деле его замечание совсем не вызвало у неё раздражения. Наоборот, заинтриговало. Ведь Рон не первый раз проявляет к ней интерес, а Люпин заговорил об этом только сейчас. Да и с чего вдруг? С напускным недовольством она отправилась на кухню. Там её настиг новый вопрос.

— А ты? — от его тихой усмешки не осталось и следа. — Не спешишь отвечать ему взаимностью или…?

— Или? — провокационно отозвалась Гермиона, возвращаясь к столу. — Отчего ты спрашиваешь об этом?

Ей польстило то, с какой лёгкостью она поставила его в неловкое положение всего парой вопросов. Люпин заметно напрягся и смотрел на неё со своего места, как не готовый к уроку школьник.

— Обычное любопытство, — наконец произнёс он, но его голос безошибочно выдавал внутреннее беспокойство. — Гарри недавно вспоминал, как вы повздорили на Святочном балу — насколько я понял, между вами встал Виктор Крам. Знаешь, я лишь теперь подумал, что моё присутствие может смущать вас. И если это так, я не хочу мешать, поэтому могу в нужный момент исчезать.

— О, не сомневаюсь! В том, чтобы исчезнуть в нужный момент, ты мастер!

Негодование захлестнуло её с головой. Нет, это поразительно! Из всего, что произошло, Люпин каким-то воистину волшебным образом сделал вывод, что причина её гнева упирается в нереализованные отношения с Роном?! Мерлин, как же можно быть настолько слепым? Или он притворяется?