Coward (СИ)

Короткая, почти нервная улыбка скользнула по его губам. Наверное, только он так мог — говорить несерьёзно о серьёзном, затем наоборот, а потом снова, так, что не различишь, когда он окажется на грани нервного срыва. Но Гермиона не собиралась сдаваться. После всего, через что они прошли, она была решительно настроена оберегать его, если не так же, как он её, то хотя бы настолько, насколько хватит сил.

— Немногим удавалось сбежать от егерей, — произнесла она и направилась ему навстречу. — Послушай, даже если это не было чем-то героическим, ты можешь мне рассказать. Ремус, разве ты мне не доверяешь?

— Дело не в доверии.

— Тогда в чём?

С деликатной настойчивостью Гермиона коснулась его подбородка, чтобы не дать снова отвести взгляд.

— Да нечего толком рассказывать, — наконец отозвался он. — Во время очередного перехода в другое место, мы оказались около реки, через которую был лишь один хрупкий на вид мост. Нам как-то одновременно пришла эта мысль в голову. Риск большой: не знаем ни глубины, ни дна. Но что нам терять? Егеря ведь, в основном, интеллектом не отличаются — награбленное носят с собой. Тобиас первым поднял шум, столкнул своего конвоира в воду. Я тоже не растерялся — знал, у кого моя палочка, и бросился на него. Что было дальше… Течение быстро нас унесло вниз по реке вместе с теми, кого мы утащили с собой. Правда оба наглотались воды и… Не могу сказать, что мы очень старались их спасти. Такая вот история.

Закончив рассказ, Люпин мягко отвёл её руку в сторону. В этот момент Гермиона явственно осознала, что именно в нём переменилось. Осторожный, правильный, всегда тонко чувствующий всю несправедливость мира Люпин неожиданно резко погрубел. С ней он остался таким же ласковым — её, нежную девочку, которую он поклялся защищать до конца своих дней, он стремился оградить от неминуемого надлома, случающегося со всеми, кто попал на войну. Страх делает с людьми страшные вещи. Гуманизм даёт сбой, когда человек оказывается в ситуации «или он, или его». Однако Люпин всегда был строг к самому себе. Ему труднее других дался этот выбор.

— Ты ни в чём не виноват, — попыталось было возразить Гермиона, но Люпин накрыл её губы указательном пальцем.

— Не будем об этом.

Слова, как заклинание, захлопнули все подступы к обсуждению этой темы. Пусть ей было, что ему сказать — за время охоты на крестражи ей самой не раз приходилось пересматривать допустимые границы своих моральных установок. Как они будут справляться с ними дальше? Вопрос, уходящий далеко в будущее, настолько, что мог быть вообще неразрешимым. Будет ли оно, это будущее? Ведь сегодня они здесь, в этой комнате после долгой разлуки наконец вместе, но когда настанет время уходить…

— Есть ещё кое-что, о чём я должен тебе рассказать, — Люпин выпустил сигаретный дым носом и виновато склонил голову. — Думаю, ты имеешь право знать.

— О чём ты говоришь? — Гермиона непонимающе нахмурилась.

— В Австралии я встречался с твоими родителями.

— Что?

Она воскликнула громче, чем следовало, и Люпин тут же обернулся к ней, вооружённый оправданиями.

— Знаю-знаю, ты скажешь, мне не стоило этого делать, — он поднял руки в попытке предотвратить её агрессивное возмущение. — Но я хотел… я должен был кое-что выяснить!

— Ремус, что тебе могло понадобиться от моих родителей?

Люпин ещё раз с опаской взглянул на неё, а затем медленно, но заметно напрягся: нахмурил брови, стиснул зубы, стал меньше походить на самого себя. Таким Гермиона видела его лишь однажды — в тот вечер на Гриммо, 12, когда он впервые открылся ей, позволил разглядеть изнанку его души. Он был готов к ещё одному трудному признанию.

— После того, что я тебе скажу, ты вправе осудить меня и оставить, — начал Люпин, стряхнув с сигареты тяжёлых пепельный хвост. — Время, проведённое в своего рода изоляции — как физической, так и информационной, сильно сказалось на моей вере. Да, мне стали приходить в голову исключительно дурные мысли. Я начал сомневаться, что вам удастся завершить вашу миссию. За Гарри охотилось слишком много людей, а он слишком юн, чтобы предугадать все опасности: попадание к Малфоям это подтверждает, хоть и случилось гораздо позже. Словом, я стал задумывать о том, что буду делать, если мы проиграем. Я начал перебирать возможные варианты, кроме эмиграции — самого очевидного способа выжить. Знаю, ты никогда бы на него не согласилась. Даже если бы я нашёл самый безопасный уголок на земле, где до тебя гарантированно не смогли бы добраться Пожиратели. Поэтому пришлось быть более изобретательным.

Один волшебник, которого я встретил в Мельбурне, посоветовал мне на досуге почитать магическое право. Уверен, многое ты сама знаешь, но позволь обратить внимание на один совсем непопулярный подпункт, который частенько вызывал споры до Первой магической: право непрямого наследования.

— Я ничего о нём не слышала, — задумчиво ответила Гермиона и скрестила руки на груди.