Coward (СИ)

Её возможное родство с волшебниками, конечно, не подтверждало полностью «теории скрытого гена», но как частный случай было весьма любопытным. Впрочем, стал бы этим интересоваться кто-то кроме неё?

— Ты думаешь, это мне как-то поможет? — спросила она с беспокойством. — То, что у меня есть волшебные корни?

— К сожалению, позже я узнал, что нет, — недовольно ответил Люпин, но быстро переключил своё настроение в прежнюю созидательную фазу. — Зато эти поиски помогли мне многое понять.

То, с каким чувством он произнёс последнюю фразу, заставило Гермиону напрячься. Невесёлый окружающий фон наталкивал в основном на негативные предположения. Всё ещё хуже, чем они думали?

Однако Люпин быстро развеял её сомнения.

— Твой отец, Гермиона, неспроста озадачился твоей родословной, — произнёс он, положив ей руки на плечи. — Он мне признался, что твои способности если не пугали его, то озадачивали. Как человек в себе сомневающийся, — поверь мне, он такой, — ему было неспокойно от того, что его дочь оказалась частью другого мира. Но от этого он не стал меньше любить тебя. Думаю, наоборот. И когда всё закончится, я бы очень хотел, чтобы вы наконец откровенно друг с другом поговорили.

Хорошо, что он держал её крепко. Его тёплые ладони приземляли и в то же время придерживали её тело, пока всё внутри колотилось с неистовым звоном. Неужели это правда? Её отец, всегда замкнутый и молчаливый, нарочито безразличный ко всем её призывам, закрытый как скала, на самом деле был совершенно не равнодушен к её волшебной сущности! Всё в один миг перевернулось. Словно её зрение обрело новую грань, прежде завешанную плотным слоем непонимания. Та отчуждённость, которую Гермиона раньше принимала за неспособность к чувствам, оказалась страхом непонимания. Сталкиваясь с новым опытом, люди реагируют по-разному: одни отважно исследуют, а другие опасливо наблюдают издалека. Вот и её отец столкнулся с тем, что долгое время было ему недоступно. Наверняка он был напуган, не знал, как поступать. Ведь пособия для родителей «волшебного ребёнка» никто никогда не выпускал. И как ей раньше это не приходило в голову?

Пусть выбранная папой тактика была спорной, Гермиона вдруг ощутила разливающееся по телу тепло. Воспоминания закрутились в её памяти, уже совсем другие, лишённые обиды и горечи. Она припомнила свои дни рождения, для которых папа ежегодно доставал огромный шоколадный торт — её любимый, первую поездку на велосипеде — папа бегал рядом с ней, семейное путешествие на юг Франции, когда они вместе дурачились и строили замки из песка. А ещё много, много всего… Образ отца, коротко взглянувшего через маленькую щёлку в двери на то, как они секретничают с мамой, впервые за долгое время вызвал у неё улыбку.

— Да, ты прав, — согласилась Гермиона и стёрла с щёк горошины слёз.

То, что сделал для неё Люпин, с трудом поддавалось описанию. Мельчайшие укольчики радости по всему её телу собирались в одно единое созвучие бесконечной благодарности за столь важное открытие. Это мог сделать только он. Только Ремус способен был разбудить колокольчик в её душе посреди бесконечного урагана страхов и разочарований.

Уткнувшись носом в его плечо, она тщательно искала способ отдать ему должное. Пока Люпин снова не заговорил.

— А ещё я благодарен мистеру Грейнджеру за своевременный урок, — его голос сделался бодрым и воодушевлённым. — Знаешь, поговорив с ним, я понял, как был неправ сам. Страх заставил меня покинуть своего ребёнка, которому я буду нужен. Может, я не самый перспективный отец и не смогу дать ему многого, не смогу быть примером хорошего мужа его матери. Но я точно знаю, что не хочу заставить его думать, будто он мне не нужен, будто я не люблю его. Это мой ребёнок и, даже если мы с Дорой не сможем договориться…

Вся быстрая радость померкла в одно мгновение. Гермиона испуганно отстранилась от него, ощутив предательское скрипение сердца. Как бы она хотела, чтобы всё обернулось иначе! За то, что Ремус вернул ей надежду примириться с отцом, невыносимо платить скорбной монетой. И всё же промолчать сейчас — значит обмануть. Заслужил ли он это? Может, ему бы и легче было пережить этот вечер в таком же душевном подъёме, какой он принёс ей, может, взгляд в завтрашний день у него остался бы оптимистичным. Сколько он жил своей мечтой? Ведь Люпин наверняка уже тысячу раз представлял, как будет растить своего сына, зажигать свечи на торте, учить кататься на велосипеде, охранять песчаные крепости от ревнивой волны…

— Ох, Ремус… — тяжело выдохнула Гермиона, отведя взгляд, и настойчиво выскользнула из его объятий.