Coward (СИ)

С его аргументами Гермиона была категорически не согласна, но продолжать настаивать она не стала. Ей самой до конца не удалось определится: собственная двойственность восприятия положения, в котором оказались Люпин и Тонкс, раздражала её особенно тем, что не позволяла выстроить чёткий план действий. Справедливым было бы отправить его на очную ставку с женой, где они оба смогли бы наконец честно объясниться. Вот только смог бы он открыться так же искренне, как ночью около окна? У Гермионы возникали по этому поводу резонные сомнения. Позволить ему остаться с ними и продолжить игнорировать проблемы в собственной семье тоже казалось неправильным решением. Где же тогда найти баланс?

От навязчивых мыслей спасала лишь подготовка к поиску крестража, хранившегося у Амбридж. Судя по последним публикациям «Пророка», она всегда носила его на груди и не снимала даже тогда, когда он решительно не подходил к её наряду. Следовательно, розовая жаба была прекрасно осведомлена о его ценности. Увести медальон из-под её напудренного носа будет не так просто!

После ужина Гермиона задержалась на кухне, чтобы свериться со списком необходимого для предстоящей миссии. Гарри объявил, что откладывать дальше не имеет смысла: они и так уже больше месяца наблюдали за входом в Министерство и его сотрудниками. По крупицам собранная под мантией-невидимкой информация давала им достаточно сведений для того, чтобы, по крайней мере, войти и отыскать кабинет Амбридж. Остальное — вопрос везения. День «икс» был назначен на завтра.

Почти готовое оборотное зелье остывало на плите. Стол был завален бумагами, среди которых выделялась большая самодельная карта Министерства Магии, расчерченная вручную с десятками маленьких вкладышей и примечаний. Их Гермиона изучала уже четвёртый или пятый раз, проверяя ничего ли они не упустили из виду. Толстый блокнот под её рукой время от времени наполнялся заметками. За этим занятием её застал незаметно вошедший Люпин.

— Я надеялся на запах тыквенного пирога, — он наигранно принюхался и, подойдя ближе к плите, заглянул в котёл. — Снейп локти бы себе искусал, увидев, как ты преуспела в зельеварении.

— Вопреки ожиданиям, он всё же ставил мне «превосходно», — отозвалась Гермиона.

— Как будто ты оставила ему выбор!

Она обернулась и перехватила добродушную усмешку. Люпин уж точно не иронизировал над её способностями, скорее хотел подчеркнуть их неоспоримость. Благодаря своему педагогическому таланту, которым он, безусловно, обладал в отличие от многих других преподавателей, ему удавалось находить в людях потенциал и грамотно к нему апеллировать, да так, что даже самый неуверенный студент почувствовал бы себя очень способным. Гермиона оценила это качество ещё в школе. Люпин был её любимым учителем. Он никогда не прерывал её, давал возможность продемонстрировать свои знания, а главное — умел слушать. На третьем курсе он не скупился на похвалу, как будто чувствовал, что Гермионе важно услышать одобрение из его уст. А как он выслушал её трактат о защите прав домовиков! Если и был человек, способный так внимательно отнестись к её незрелой, но скрупулёзной работе, так это был Люпин. Он даже дал ей несколько советов для улучшения концепции и не преминул отметить её удачные формулировки.

Впрочем, пересечение их интересов не ограничивалось сугубо школьными вопросами. С ним всегда было так легко и приятно поговорить. О чарах маскировки или магическом реализме, об уникальных существах или античной поэзии. Гермиона вздрагивала от восторга, когда их мнения совпадали, и с жаром бросалась дискутировать, если Люпин затевал полемический спор. Они были на одной волне и с каждым годом, пусть встречи становились реже, им становилось интереснее друг с другом. Гермионе это льстило. Она никогда не рассчитывала на большее, но…

С тех пор, как он открыл ей неприглядную истину своих неудачных семейных отношений, между ними закрепилась какая-то особая невидимая связь. Ежедневно она становилась крепче. Взаимное доверие, которое и прежде не давало трещин, теперь проникло глубоко в её сознание, плотно там укоренившись. Несмотря на разницу в возрасте, скорее даже поколенческий разрыв (Люпин был немногим младше её родителей), он никогда не смотрел на неё с высоты своих лет. Они общались на равных, и Гермиона знала, что единственная из Золотого трио обладает этим преимуществом. К Гарри Люпин по-прежнему относился как к сыну своих друзей, Рона воспринимал в качестве своего бывшего студента. С ней же он говорил совершенно иначе, будто был уверен: она поймёт его непревратно.

— Кикимер оставил тебе ужин в буфете, — Гермиона поднялась со своего места и направилась за тарелками. — Как всё прошло?