Critical Strike

Отец колдовал в своей комнате на первом этаже – все возился с Жезлом Северного Сияния, с политической ситуацией духов Латвии пытался разобраться по моим просьбам. В углах по полу шебуршало его сдавленное бормотание, от стен гулко отдавались удары в бубен, и легкий запах курений висел в воздухе; ритуал был серьезный. Отец вообще часто колдовал в одиночестве на полную луну, а у меня никогда это не получалось. Как-то не выходило в ее холодном слабом свете рассмотреть радужный даль, а без радужного даля, без вдохновения, без чувства – какие уж тут ритуалы…

– Ладно, Нин. Завтра поеду с тобой, – сказал я наконец.

Возвращение

– Степа, тут все серьезнее, чем тебе кажется, – сказал отец. Он висел вверх ногами на турнике, закрыв один глаз. На полу под ним лежал Жезл Северного Сияния, разобранный на части.

– В каком смысле?

– В прямом. Кто эту штуку сделал?

– Джимми, я думаю. Она от него осталась.

– А это видел?

Отец ткнул пальцем в какую-то деталь лампы. Я подобрал деталь и рассмотрел гравировку: “VEF”. Деталь была очень старая.

– Valsts Elektro Fabrika типа? Это та, что в Риге, и уже давно не работает?

– Это с тех времен, когда она еще работала, – сказал отец. – Со времен Ульманиса еще.

– Древняя…

Он перекувыркнулся, отлетел назад и приземлился на пол. Почти пятьдесят лет, а все такой же ловкий… При инициации дано было: до самой смерти не болеть и не стареть.

– Я ее к сети подключал и работать с ней пробовал, – рассказывал отец, собирая детали с пола. – Работает она пока неважно. Ее собирали для какой-то конкретной цели, но до конца не собрали. То, что ты видишь, – это каркас, в котором не хватает нескольких главных рабочих деталей. Ну то есть как бы колесо без белки… Подай отвертку, Степ.

Отец быстро свинтил жезл и передал его мне.

– А для чего именно он предназначается, не знаешь?

– Чтобы остановить кризис, наверное? – пожал плечами отец. – Для какого-то удара по кризису, я думаю.

– Для критического удара, – пробормотал я. – Критический удар.

– Критикал страйк?

– Это еще что?

Отец покраснел и рассеянно почесал затылок. Поставил кофе вариться.

– Ну это… Из игр всяких.

Компьютерные игрушки – самая большая и страшная слабость отца. В свободное между дежурствами на работе, делами по хозяйству и шаманскими ритуалами время отец сидит за моим старым компьютером и отстаивает права эльфов в разного рода средиземьях. Очень любит поругаться на устройство магии в играх, но все равно играет обычно за магов.

– Это когда максимальный урон наносишь, – пояснил он. – Где как, по-разному. В некоторых играх максимальный урон, на который ты способен, это и есть критический удар. А в других имеется шанс критического удара – разными там амулетами и прокачкой навыков он повышается. Если этот шанс срабатывает, то повреждения удваиваются.

– То есть это получается – страшной силы удар?

– Максимально допустимой страшной силы! – Отец поднял указательный палец. – Обычно после критического удара монстр умирает. Если, конечно, не босс или не какой-нибудь там высокоуровневый…

– А враг может такие удары наносить?

– Ну, где как. В разных играх по-разному…

– А, допустим, в нашем мире?

Отец снова покраснел и почесал затылок.

– К нашему миру это никакого отношения не имеет. Это я так, к слову. Игры – это просто игры, причем тут реальность?.. Вот вчера: заинсталлировал одну стратегию новую, так там с рунами непорядок, использовали оригинальные из футхарскского алфавита, а смысл не продумали. Где ж это видано, чтобы Терс обозначать усиление защиты, где ж это видано?..

– Паап! – заныла стоявшая в дверях Нина. – Не начинаай…

Отец обернулся, посмотрел на нее.

– Нельзя вот уже батьке под старость лет почудачить немного, – улыбнулся он.

– Ты, сколько я тебя помню, всю жизнь чудачишь, – заметила Нина, усаживаясь за стол.

– Вот еще! Шаманство – это очень серьезное занятие, если ты об этом. А вот твоя эта эволюция как раз и есть…

– Ты начни еще отрицать эволюцию!

– А ты знаешь, что до нас уже четыре цивилизации было и наша – пятая?

– Не было до людей никаких цивилизаций!

– Было! Лемурийцы были, атланты были!

– А я говорю, не было!

– А ты докажи!

– А ты сам докажи!

Ссора у них, как обычно, выходила милая и душевная. Пока они пытались разрешить вопросы мироздания, я отправился в комнату паковать Жезл Северного Сияния. Закрутил в три слоя материи, потом на всякий случай своей футболкой обернул, прочитал защитный заговор и только тогда положил в рюкзак.

Отец спокойно воспринял сообщение о нашем отъезде. Предложил, конечно, остаться еще ненадолго, но у Нины самолет, а у меня племя и один экзамен не сдан, и какие тут могут быть разговоры. Отнес вещи наши в машину, какие-то курения в комнате напоследок зажег. Сидели, уже в куртках, готовые к отъезду, и что-то невнятное по Дискавери про африканскую саванну гудело, и как-то немного тоскливо было.

– Ну, пора уже, – сказал отец, в очередной раз посмотрев на часы. – Пойду машину заведу и прогрею, а то морозно.

И ушел.

Нина поднялась с кресла, прошлась по комнате. Фотографию старую с полки взяла, рассеянно посмотрела. Зачем-то рукой по стене провела.