Читаем Curiositas. Любопытство полностью

В 1939 году в работе, опубликованной сначала на английском языке под названием «Что такое индивидуация», а затем переписанной на немецкий и значительно переработанной, Юнг определил это явление как «процесс, порождающий психологического „индивида“ („in-dividual“), то есть обособленное, нечленимое единство, некую целостность», законченную и монолитную – даже в том, что самому человеку кажется непонятным и чуждым. Впервые Юнг сформулировал определение индивидуации, когда ему было сорок четыре года. Спустя почти два десятилетия, за пять лет до смерти, он составил своеобразную интеллектуальную автобиографию, в которую частично вошли беседы с одним его знакомым, а также самостоятельно написанные главы. В конце книги Юнг вновь обращается к идее индивидуации, но на сей раз его интересует не познаваемое и болезненно знакомое «я», а другие, неизведанные территории, белые пятна на карте его собственного мира. «Чем больше во мне неуверенности, – пишет он, – тем острее я ощущаю родство со всем, что есть вокруг. Теперь мне кажется, что отчуждение, которое так долго разделяло меня с миром, обратилось в меня самого, в мой внутренний мир, и я вдруг открыл, что никогда не знал самого себя»[240].

«Смысл моего существования, – пишет также Юнг, – это тот вопрос, который задает мне жизнь. Или наоборот, я сам и есть этот вопрос, обращенный к миру, не ответив на него, я останусь с чужими ответами, и это уже буду не я»[241]. Попытка узнать, что есть «я» как цельная и сингулярная сущность, поиск ответов на вопросы, которые ставит жизнь, отчасти обусловлены нашей увлеченностью чужими сюжетами. Литература не дает «ответа» в глобальном смысле, это скорее сокровищница, в которой много новых и более интересных вопросов. Как истории, которые души рассказывают Данте при встрече, так и произведения литературы становятся зеркалом, в котором с большей или меньшей ясностью мы опознаем собственные скрытые черты. Библиотеки нашего сознания напоминают подробные карты, запечатлевшие то, что в действительности (или в нашем представлении) составляет наше «я», и то, что к нему не относится (опять же – быть может, только с нашей точки зрения). Чтобы, как Фрейд, восхищаться начальными сценами «Фауста» Гете или, как Юнг, говорить о неубедительности финала драмы, чтобы предпочесть Конрада Джейн Остин, как Борхес, или поставить Исмаила Кадаре выше Харуки Мураками, как Дорис Лессинг, не обязательно придерживаться какой-либо литературной доктрины – это скорее вопрос личного приятия, сопереживания, узнавания. Что бы мы ни читали, безусловность в этом исключена – литература отвергает любые догмы. Мы же, напротив, меняем свои пристрастия: сегодня нам нравится одна глава в книге, а завтра – другие; меняются и вдохновляющие нас персонажи. Преданная читательская любовь встречается реже, чем кажется, как бы ни грела мысль, что наши наиболее осмысленные литературные предпочтения с течением лет меняются мало. Ведь мы же меняемся, а с нами – и наши вкусы, и если сегодня мы узнаём себя в Корделии, то завтра и в Гонерилье увидим свою сестру, а в будущем окажется, что сам Лир, этот глупый сентиментальный старик, нам – родная душа. В этом переселении душ – обыкновенное чудо литературы.

Впрочем, среди всех чудес, которыми отмечена разнообразная литературная история, не многие изумляют так же, как появление «Алисы в Стране чудес». Широко известный эпизод стоит еще раз вспомнить. Как-то раз, 4 июля 1862 года, преподобный Чарльз Лютвидж Доджсон и его друг, преподобный Робинсон Дакворт, устроили для трех дочерей доктора Лидделла, декана колледжа «Крайст Черч», лодочную прогулку по Темзе протяженностью в три мили, от Фолли Бридж, близ Оксфорда, до селения Годстоу. «Солнце так палило, – вспоминала много лет спустя Алиса Лидделл, – что мы причалили к берегу и укрылись в лугах ниже по реке, где только и удалось найти небольшую тень под свежим стогом сена. Там мы втроем, как водится, стали просить, чтобы нам „что-нибудь рассказали“, и так началась самая чарующая сказка на свете. Время от времени, чтобы нас подразнить, а может, и вправду утомившись, мистер Доджсон вдруг замолкал и говорил: „Продолжение – в следующий раз“. „Следующий раз уже наступил“, – восклицали мы; и после непродолжительных уговоров рассказ продолжался». Когда компания вернулась с прогулки, Алиса попросила Доджсона записать для нее все эти приключения. Он обещал попробовать и просидел почти всю ночь, перенося на бумагу рассказ, дополненный множеством выполненных пером иллюстраций; позже небольшой экземпляр «Приключений Алисы под землей» часто видели в доме декана на столе в гостиной. Через три года, в 1865-м, книга была опубликована в Лондоне в издательстве Macmillan под псевдонимом Льюис Кэрролл и называлась «Приключения Алисы в Стране чудес»[242].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука