Curiositas. Любопытство

Впрочем, как и Гамлет, застрявшая в доме Белого Кролика Алиса должна была задаться вопросом, сможет ли она уместиться в ореховой скорлупе, однако ее это попросту не волнует – как если бы она была королем (или королевой) безграничных владений: ей нужен титул, и в Зазеркалье она всеми силами стремится заполучить заветную корону. Выросшая скорее в строгих принципах викторианства, чем в елизаветинской вольности, Алиса верит в порядок и традиции, у нее нет времени, чтобы роптать или топтаться на месте. В ходе своих приключений, как хорошо воспитанный ребенок, на все неразумное Алиса отвечает простой логикой. Условность (искусственное построение реальности) противопоставляется фантазии (реальности естественной). Алиса интуитивно понимает, что с помощью логики мы придаем осмысленность бессмыслице, обнаруживаем ее скрытые законы, и беспощадно пользуется этим – даже со старшими, будь то Герцогиня или Шляпник. А когда аргументы не помогают, она, по крайней мере, добивается, чтобы абсурдность ситуации стала очевидной. Когда Червонная Королева требует вынести сначала приговор, а уже потом – вердикт присяжных, Алиса совершенно справедливо заявляет: «Чепуха!» И это единственный ответ, которого чаще всего заслуживает в нашем мире глупость[249].

Правда, в конце путешествия Алиса так и не находит ответов, ей остается лишь открытый вопрос. Как под землей, так и позже, в Зазеркалье, ее будет мучить мысль, что она не та, кем себя считает, или, точнее, перестает быть собой, и потому ей не избежать пугающего вопроса Гусеницы: «Ты кто такая?» «Сейчас, право, не знаю, сударыня, – отвечала Алиса робко. – Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась». Строгая Гусеница просит пояснить, что имелось в виду. «Боюсь, что не сумею, – говорит Алиса и добавляет: – Я и сама ничего не понимаю». В качестве проверки Гусеница просит рассказать что-нибудь наизусть, но слова получаются «совсем другими». И Алисе, и Гусенице известно, что мы – это то, что мы помним, ведь воспоминания – это наша биография, они хранят наше представление о себе[250].

Ожидая, когда содержимое пузырька с надписью «ВЫПЕЙ МЕНЯ» закончит действовать, Алиса задумывается о том, что может так и вовсе исчезнуть. «Сгорю как свечка! Интересно, какая я тогда буду?» Ответ дадут в книге о Зазеркалье Траляля и Труляля, указывая на спящего под деревом Черного Короля. «Как по-твоему, кто ему снится?» – спрашивает Траляля. Алиса понимает, что сказать этого не может никто. «Ему снишься ты!» – восклицает Траляля. «Если б он не видел тебя во сне, где бы, интересно, ты была?» «Там, где я и есть, конечно», – уверенно отвечает Алиса. «А вот и ошибаешься! – возразил с презрением Траляля. – Тебя бы тогда вообще нигде не было! Ты просто снишься ему во сне»[251].

Алиса задумывается: уж не Ада ли она, или Мейбл (но растерянно рассуждает: «Она это она, а я это я»); Белый Кролик принимает ее за некую Мэри-Энн; Горлица решает, что она змея; говорящие цветы считают ее таким же цветком; Единорог видит в Алисе сказочное чудище и предлагает ей поверить в него, чтобы он поверил в нее. Получается, что наше «я» зависит от того, что думают другие. Мы всматриваемся в экраны наших электронных гаджетов так же напряженно и пристально, как Нарцисс в воды пруда, рассчитывая, что наше «я» воссоздастся или утвердится не через окружающий мир и не в работе, происходящей внутри нас, а посредством бессмысленных зачастую посланий от тех, кто виртуально признаёт, что мы существуем, и чье существование признаём мы. А когда мы умираем, эти мимолетные контакты изучаются как ключи, помогающие понять, кем мы были; сбывается то, что описал в короткой притче Оскар Уайльд: