Д'Артаньян в Бастилии

– Есть ли у меня претензии?! Я не ослышался: вы спросили, есть ли у меня претензии?! Записывайте! Записывайте, так вы не сможете запомнить! Во-первых, дрова сырые, в камере холодно, как в погребе, а по стенам течет вода. Во-вторых, болван тюремщик не позволяет читать после отбоя.

В-третьих, кормить стали хуже. В-четвертых, какого черта меня перевели в другую камеру?

И д'Артаньян принялся перечислять свои претензии, загибая пальцы.

– Э-э, стойте, стойте, господин д'Артаньян! Остановитесь… Этак у вас недостанет пальцев на обеих руках! – воскликнул дю Трамбле, ошеломленный этим потоком, гасконского красноречия. – Так дело не пойдет. Вы должны выбрать самое главное.

– Главное?

– Ну конечно.

– В таком случае я спрошу: почему я тут оказался ?!

– Вам до сих пор не предъявлено никакого обвинения?

– Конечно, нет! Однако с той самой поры, как я вас увидел, одна моя догадка…

– Что же?

– …превратилась в уверенность.

– В чем же вы теперь уверились?

– Вы хотите знать?

– Еще бы! Коменданту положено знать все о своих подопечных.

– Так вот теперь я понял, что я здесь по той же самой причине, что и вы.

– Как так?!

– Очень просто. Вы мчались к его высокопреосвященству с какими-то важными известиями. Я арестовал вас. Мы встретили его. Он приказал арестовать меня, чтобы я не мешал вам сообщить эти известия ему. И только. Конечно, меня бы пора уже выпустить отсюда, так как вы имели вполне достаточно времени, чтобы сообщить все, что собирались.

Но, очевидно, меня держат тут в воспитательных целях.

Кстати, вы ведь наверняка близки с кардиналом?

– Его высокопреосвященство делает мне честь и дарит меня своим расположением, – проговорил дю Трамбле несколько обиженным тоном, так как ему только что намекнули, что он получил свое место благодаря поспешному доносу.

– Он случайно не обмолвился при вас, сколько меня тут собираются держать?

– Уверяю вас, я даже не знал, что вы здесь, пока не увидел своими глазами!

– Но вы ведь видели списки заключенных, когда принимали дела?!

– Но там нет вашего имени. У вас нет тюремного номера – значит, вы не сидите.

– Черт побери! Но я-то сижу!!

– Еще бы, это я вижу.

– В таком случае могу я попросить вас навести справки о моем деле.

– Я, конечно, доложу…

– Сделайте одолжение. – С этими словами д'Артаньян уселся на кровать и гостеприимно пригласил г-на дю Трамбле сесть рядом.

– К сожалении не могу предложить вам ничего лучшего. Мой стул пришел в полную негодность, после того как я запустил им в тюремщика.

– Отчего же вы это сделали? Такие вещи строго запрещены.

– Он не хотел отвечать на мои вопросы.

– О чем же вы спрашивали его?

– Какого черта меня лишили общества господина Ла Порта, камердинера ее величества.

– Вы что, сидели в одной камере?! Но ведь это строжайше запре…

– С вами положительно невозможно разговаривать. Вы напоминаете ходячий устав. Я не сидел в одной камере с господином Ла Портом, хотя был бы бесконечно рад такому приятному обществу. Но я по крайней мере виделся с ним во время прогулок!

– Что же вам мешает выходить на прогулки?

– Я хожу на прогулки. Иначе здесь совсем сгниешь!

– В таком случае господину Ла Порту запретили выходить на прогулку?

– Насколько я знаю – нет, хотя ваши болваны-тюремщики на все способны. Вы только посмотрите, какие у них рожи!

Дю Трамбле в очередной раз вынул кружевной платок и вытер испарину со лба.

– Я ничего не понимаю! – воскликнул он. – Вы ходите на прогулки. Господин Ла Порт тоже ходит на прогулки. Вы оба ходите на прогулки. Там вы обычно встречались…

– Раньше, – мягко заметил д'Артаньян, участливо глядя на г-на коменданта.

– Черт побери! Кто вам мешает делать это теперь?!

– Не «кто», а «что»…

– Сто чертей! Что мешает вам это делать теперь?!!

– Архитектура.

– Архитектура? II Тысяча чертей!! Вы сказали – «архитектура»?!

– Да, я употребил это слово, хотя, быть может, надо было сказать «фортификация».

– Если вы думаете, что я стал понимать о чем вы толкуете, то вынужден вас разочаровать, господин д'Артаньян.

– Я вам толкую о том, что до Мартынова дня нас с господином Ла Портом содержали в одной башне, только меня на третьем этаже, а его на четвертом. И само собой разумеется, что, когда нас выводили на прогулку, мы могли видеться и прогуливались наверху, беседуя и обозревая Париж с высоты птичьего полета. Зрелище в высшей степени занимательное, должен сказать.

– Вот видите, – не преминул вставить дю Трамбле. – Следует во всем находить положительную сторону. Не попади вы сюда, вам никогда бы не представилась такая блестящая возможность.

Д'Артаньян воззрился на него в немом восторге.

– Примите мои поздравления, господин дю Трамбле, – сказал он, насмотревшись на нового коменданта. – Из вас получится отменный тюремщик. Думаю, вы в Бастилии надолго.

Дю Трамбле не понял, как ему следует отнестись к сентенции мушкетера. Поэтому он учтиво поклонился в ответ.

– Однако мы отклонились от существа дела, господин д'Артаньян.

– Совершенно верно.

– Итак?

– Мы самым приятным образом прогуливались с господином Ла Портом и беседовали о том о сем. Ругали тюремную стражу. Вдвоем это оказывается гораздо приятнее делать, чем в одиночку.