D.Duran_Kommunizm_svoimi_rukami

16 мая 1930 г. появилось постановление ЦК ВКП(б) «О работе по перестройке быта». В нем говорилось, что «наряду с ростом движения за социалистический быт[...] имеют место крайне необоснованные полуфан-гастические, а поэтому чрезвычайно вредные попытки отдельных товарищей “одним прыжком” перескочить через те преграды на пути к социалистическому переустройству быта, которые коренятся, с одной стороны, в экономической и культурной отсталости страны, а с другой — в необходимости в данный момент сосредоточить максимум ресурсов на быстрейшей индустриализации страны, которая только и создает действительные материальные предпосылки для коренной переделки быта». Необоснованными были признаны проекты «с немедленным и полным обобществлением всех сторон быта трудящихся: питания, жилья, воспитания детей с отделением их от родителей, с устранением бытовых связей членов семей и административным запретом индйвилуального приготовления пищи и др.»¹²³ 11осле данного постановления тон публикации о бытовых коммунах изменился, они стали источником сюжетов для фельетонов и карикатур.

Аналогичной была судьба производственных и бытовых коллективов. В июне 1931 года Сталин подчеркнул необходимость усилить индивидуальную ответственность, и ничем не ограниченный коллективизм стал рассматриваться как перегиб. Бытовые коллективы стали критиковаться :sa их опасную близость к бытовым коммунам с их перегибами в повседневной жизни, а производственные коллективы были незаметно переименованы в «хозрасчетные бригады» для того, чтобы подчеркнуть важность индивидуального вклада каждого работника в общий результат.¹²⁴

XVII съезд ВКП(б) квалифицировал организацию коммун как «уравниловско-мальчишеские упражнения “левых” головотяпов». «Уравниловка» в области потребностей и личного быта характеризовалась как «реакционная мелкобуржуазная нелепость, достойная какой-нибудь первобытной секты аскетов, но не социалистического общества». При этом партия исходила из того, что «вкусы и потребности людей не могут быть одинаковыми и равными по количеству или по качеству ни в период социализма, ни в период коммунизма». Съезд указал, что под «равенством марксизм понимает не уравниловку в области личных потребностей и быта, а уничтожение классов».¹²⁵ Возвращаясь к вопросу о сельскохозяйственной коммуне, Сталин указал, что «в коммунах личные, бытовые интересы членов не столько учитывались и сочетались с интересами общественными, сколько заглушались последними в интересах буржуазной уравниловки». Он отмстил, что коммуна является «высшей формой колхозного движения», но она — дело будущего и должна возникнуть позже, «на базе более развитой техники и обилия продуктов», а пока «было бы преступлением» пытаться «искусственно ускорить процесс перерастания артели в будущую коммуну».¹¹¹¹’

В 30-е годы крестьянская общинная и пролетарская коллективистская утопии вырождаются в утопию государственно-бюрократическую.

Трансформация идеи общинности

в общественных настроениях

позднего советского и постсоветского времени

С 30-х и приблизительно до конца 50-х годов имеет место как бы разрыв в общинной проблематике. С одной стороны, это связано с тем, что в это время СССР стал одним сплошным общинным экспериментом (экономические и культурные смыслы которого, впрочем, недостаточно прояснены), внутри которого практически отсутствовал простор для каких-либо альтернативных общинных поисков и несанкционированного свыше социального творчества. С другой стороны, советское общество оставалось вполне традиционным для того, чтобы при желании индивид мог найти свою «теплую» нишу «Gemeinschaft» (подавляющее большинство населения по-прежнему жило в деревне, с 30-х годов советская идеология активно поддерживала семейные ценности, а в 40-е годы многие противоречия были сняты волной патриотизма и оживления религиозности).

Однако потребность в общинном экспериментировании, в общине как утопии сохранилась и периодически давала о себе знать. Модерн иза-мнонные фобии и ностальгия по традиционализму активизировались в позднем советском обществе неоднократно: например, в конце 50-х гопов, в качестве социально-психологических последствий коллективизации и индустриализации, когда в определенных социальных слоях начал иссякать ресурс патриотизма и доверия системе, накопленный за годы Исликой Отечественной войны, и позднее, в 70—80-е годы, когда в связи I' пугающими темпами научно-технического прогресса возникло новое мироощущение, усложненное психологической реакцией на бюрократизацию советского социума. Общей тенденцией позднего советского периода был рост неформальных отношений в малых группах на фоне деградация советской системы «коллективизма».¹²⁶ Наиболее яркими образцами прорыва за рамки официального коллективистского дискурса и санкционированной сверху практики были творчество писателей-деревенщиков и коммунарское движение.