D.Duran_Kommunizm_svoimi_rukami

Как отмечает Шейла Фитцпатрик, в отношении своего внутреннего устройства советский колхоз — и коммуна как одна из его разновидностей — не являлся в 1920-е годы чем-то заданным и форма его находилась в процессе творения. Он должен был стать тем, что сделают из него крестьяне и местное руководство, давая ответы на ключевые вопросы, остававшиеся до поры до времени открытыми: совпадает ли колхоз с деревней (с общиной)? Что нужно обобществлять, а что можно не обобществлять? Можно ли держать корову, лошадь, кур? Можно ли со своего огорода торговать на рынке? Можно ли уходить на заработки?¹ Оформление отношений крестьян и власти, навязывавшей колхозы, выглядит как «переговоры» или перетягивание каната по поводу базовых требований крестьян к неизбежной теперь для них колхозной жизни: разрешить держать лошадь и выращивать на своем участке что-то, что не облагается налогом, начинать с самообеспечения, а не с выполнения плана по хлебозаготовкам. В текстах брошюр и статей об образцовых коммунах мы практически не находим следов этих переговоров, однако в статьях «Коллективиста», особенно в тех, где предлагаются в качестве обмена положительным опытом различные формы организации труда, более комфортные для крестьян, можно иногда усмотреть попытки найти приемлемые для власти компромиссные формы.

Фитцпатрик Ш. Сталинские крестьяне. С. 15.

Организация труда

Описания начального периода становления всегда окрашены в героические тона: с 1918 по 1923 год коммуны подвергались агрессивному давлению внешнего окружения. Брошюры излагают истории, из которых можно сделать только один вывод: чтобы выжить, приходилось трудиться в крайнем напряжении сил и с винтовкой на плече, в условиях постоянной опасности бандитских набегов, на грани человеческих способностей, и бедняки и городской пролетариат, основавшие коммуны, в отличие от временно примкнувших в коммунам зажиточных крестьян, были готовы к такой самоотверженной жизни. В реальности коммуны времен Гражданской войны были, по крайней мере отчасти, формой выживания для тех, кто хотел оградиться от новой власти: вся деревня сдавала продовольствие по продразверстке, а коммуна, наоборот, что-то получала от новой власти — в том числе и льготы по разверстке.²

Во всех отчетах отмечается, что выход зажиточных крестьян из коммун в начале нэпа был чем-то вроде самоочищения, оздоровившего атмосферу в коллективе. Дело представлено так, что вступление в коммуну представителей беднейшего крестьянства и возвращение с фронта бывших коммунаров восстанавливает однородность группы, а это рассматривается как безусловное благо.

Однако коммунары были вынуждены констатировать, что как раз is тот момент, когда состав коммуны оказывался гомогенным, в коллективе проявлялись и другие, внутренние, разлагающие факторы — лень и разгильдяйство. Лозунг «от каждого по способностям» оказывался утопичным. При уравнительном подходе отсутствовала связь трудового вклада и потребляемой доли благ, а отсюда возникали и проблемы в организации труда, ср. такое наблюдение, куда более откровенное, чем те, что можно встретить в рассматриваемых материалах пропаганды: «Почти везде, где была введена уравнительная поденщина, в результате получалось равнение на худших работников. Поднимались беско-

Б. Пильняк так пишете ситуации вокруг одной коммуны в 1921 году: «Деревня сдавала по разверстке: зерно, мясо, яйца, шерсть, картофель. Коммуна ничего не сдавала. Мужики на коммуну смотрели косо, злобно, недоверчиво, сторонились коммуны» (Пильняк Б. Материалы к роману // Красная Новь. 1924. № 2 (19). С. 77).

печные споры: я переработал... ты недоработал... а затем выход членов и общий развал хозяйства».¹⁷⁷ Уравнительный подход, особенно на первых порах, встречался нередко. Из того же источника мы узнаем о том, например, что и в конце 1920-х в коммуне «8 октября» Московского округа не было нормировок для труда, работали «без счета, по-крестьянски», правда, это не значит, что работали мало — в горячую пору и по 18 часов в сутки. При этом каждому коммунару, какую бы он работу ни выполнял, выплачивалось на его личные потребности 35 рублей в месяц, из которых 15 рублей удерживалось на коллективный стол.¹⁷⁸ Отметим, что деньги как элемент отношений внутри коммуны вводятся в обиходдовольно поздно, а уравнительное распределение запросто обходится без денег.