Д.В.Ж.Д. 2035

     Между анклавами льда не существовало, и никто не обстреливал наши убогие подземелья, преграждая дорогу друг к другу. Но ситуация выглядела даже хуже по сравнению с ленинградцами. В «ледяное кольцо» нас взял не враг, а сам новый мир. Радиация и мутировавшая природа. Сказывалось отсутствие чистой воды, которую можно было получать только через фильтры подземных заводов. Сказывалось отсутствие пищи, которую можно было добыть лишь на стратегических складах ТОФ. Много лет назад эти запасы казались неисчерпаемыми. Почти километры туннелей, заполненных мороженными коровьими и свиными тушами, стеллажами с консервами, мукой, крупой, солью, сахаром, галетами, джемом, рыбой и даже мороженными овощами закончились. Сокровища, собранные целыми поколениями, ещё с советских времен, были съедены всего одни поколением «спасшихся» жителей подземелий.

     Иногда я думаю, что близость к стратегическим складам флота сыграла с Владивостоком смешную шутку. Смешную и смертельную одновременно. Если в других городах выжили те, кто смог наладить производство продуктов глубоко под землей, то у нас, наследников армии, флота и военных заводов, такой необходимости не было.

     Мы платили сейчас именно за это…

     По обрывочным сведениям, приносимым время от времени полубезумными сталкерами, иногда с промежутками в целые годы, Хабаровск относился как раз к «развитым» в продуктовом отношении анклавам. Гидропоника и подземные парники, освещаемые электричеством, давали им то, чего не имелось у нас - возможность создавать не только технику и штамповать патроны (а у нас осталось для этого прекрасное оборудование - не хватало только металла и селитры, для возобновления производства пороха), но и выращивать пищу.

     Зерно. Овощи. Грибы. Животных на мясо. Птицу, яйца. Свежую зелень. Сокровища, которым не подобрать цены.

     Всего на русском Дальнем востоке сохранилось несколько десятков анклавов. Нам были известны, по крайней мере, «Хабаровский», «Бикинский», «Сахалинский», а также анклав «Большой Камень», находящийся ближе всего к нам, но испытывающий те же проблемы, что и мы - недостаток провизии, а значит, поставленный на грань существования.

     Возможно, существовали и иные, но сведений о них за десятилетия после Катастрофы до нас не дошли, очевидно, в силу большой удаленности.

     По сравнению с соседями, дела в России после Армагеддона обстояли относительно неплохо - если гибель 99,9 % населения можно в принципе назвать «неплохим» результатом. В соседнем Китае, густонаселенном, промышленном, а потому более всего пострадавшем от удара противника, не выжил, по имевшимся сведениям, вообще никто. И, что страшно, - никто не выживет в будущем.

     Южнее и западнее приморской границы, там, где совсем недавно стояли многомиллионные города, теперь простиралась ядерная пустыня. Баллистические ракеты ложились в Манчжурии и Даурии так близко, что каверны, образовавшиеся от ударов, практически сливались одна с другой. Это объяснялось, безусловно, большим количеством городов и заводов, которые нужно было уничтожить. Китай, вероятно, отвечал своему противнику адекватным образом.

     Мне не довелось видеть, во что превратились Америка и Канада, после ударов китайских водородных бомб, но во что превратились Япония и Корея - две «местные» союзницы США - мы знали доподлинно.

     Вокруг Приморья со всех сторон простиралась Великая пустошь, однообразие которой нарушали лишь чудовищные воронки. С запада она переваливала через старую таёжную границу, с востока и юга - отделялась от наших берегов отравленной морской акваторией. Земля, но почти с лунным ландшафтом - разве что с кратерами значительно большего размера, с ветром, гоняющим пыль, да радиацией, убивающей всё живое.

     Только на севере, где лежали остатки российских земель, слишком малонаселенных и слабых, а потому, очевидно, не представлявших интереса для ударов союзников, сохранилась жизнь.

     Так выстояли Дальневосточные Анклавы. Мы пытались связаться с каждым из них. Но радиус действия приборов связи ограничивал эти судорожные попытки. Сеть приемо-передающих радиорелейных станций, работавших на деци- и сантиметровых волнах погибла с наступлением Армагеддона. Их никто не обслуживал - и использоваться они не могли. Действие же компактных радиопередатчиков, имевшихся в нашем распоряжении, не превышало сорока-пятидесяти километров, даже с помощью высотных антенн, установленных в окрестностях Анклава на самых высоких сопках. С помощью радио - до Хабаровска было не дотянуться.

     В пределах же этих сорока-пятидесяти километров мы оставались единственным выжившим очагом человечества. Единственным - среди вымершей, выжженной, отравленной излучением земли. И все же, слухи до нас доползали. Раз или дважды в год, одинокие таёжные сталкеры, сами обычно на грани полного истощения, прибывали к нам для обмена. Они приносили муку и зерно, обычно везомые на волокушах, а также бесценный товар - информацию об окружающем мире.

     Хабаровск, твердили они в последний раз, еще жив и ищет партнёров для обмена.