Недоумение в ее взгляде вызывает в Сальваторе сумасшедшее удовольствие. Оно усиливается, когда тело этой девочки в его руках начинает становиться напряженным, жарким.
Теперь Доберман ведет партию.
— Ты мне не нужна, — апатично и холодно, с легкой полуулыбкой на лице, — и никогда не была нужна. И если уж на то пошло, Мальвина, то ты — последняя, кого я бы трахнул.
Она влепила ему пощечину прежде, чем успела осознать, что это выдало ее с поличным. Доберман снова втоптал ее в грязь, снова поднес спичку к бочке с керосином, снова устроил безумное игрище.
Слишком жестоко.
Елена скинула его руки с себя, совершенно потеряв контроль над своими эмоциями. В этой партии она должна была выиграть. В этой партии она должна была сказать: «Два один», но Сальваторе украл у нее пальму первенства.
Девушка развернулась, чтобы уйти. Сальваторе схватил ее за запястье, разворачивая и снова приближая к себе. Елена вновь оказалась в стальной хватке этого ублюдка, который сводит ее с ума, который то нежность дарит, то боль, то поддержку, то безразличие. Амбивалентность способна разбивать сердца…
— Я же говорил: не заигрывайся, — процедил он, внимательно вглядываясь в ее глаза. Елена, отчаявшись, чувствуя себя в очередной раз глупой, растоптанной и униженной, могла высказать лишь одно:
— Да пошел ты на хер, понял? Пошел ты! — процедила она. Игольчатая и стихийная боль утихла. Чувствовать себя уязвленной — слишком дорогой подарок для этого дьявола с вечно отвратительным настроением. Девушка была привлекательна и притягательна, а ее сволочизм добавлял лишь шарму ее образу.
Ее курить интереснее, чем сигареты.
— Забудь сюда дорогу. И еще было бы хорошо, забудь ты дорогу к дому Тайлера.
Девушка захотела выбраться из объятий. Было в этой близости что-то порочное и неприятное ей.
Игра затянулась. Игра в псевдолюбовников. Во врагов. Пора было придумывать новые роли.
— Не смей ко мне никогда прикасаться, — ледяным и уверенным голосом промолвила девушка, сразу повышая уровень: игра в недотрог, в брезгующих друг другом людей. Это будет заманчиво. — Я уже тебе говорила: я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. Никогда.
Ее взгляд и ее напряженное тело говорили об обратном. Да и это коротенькое платьице надето не просто так.
Сальваторе не перестал ухмыляться, не переставал загонять под подошвы своей обуви эту маленькую сучку, наивно верующую в то, что она может отыгрываться на людях или как-то манипулировать ими. Жалкая пародия на взрослость. Даже после всего пережитого, даже после этих красивых фраз и отчаянных поступков Гилберт выглядела хоть и сексуально, но дешево и напыщенно. Эти детские романы, которые она читала — они сыграли с ней плохую шутку.
— Хорошо, тогда и ты уясни: нечего здесь тебе ловить. Не будем мы ни друзьями, ни любовниками, ни соратниками.
Он отпустил ее. Елена выше подняла подбородок и направилась в коридор. Сальваторе застыл в проходе, опираясь о дверной косяк и внимательно следя за девушкой.
Они оба знали, что эти угрозы, клятвы и обещания исполнены не будут, что срок годности их молчания слишком быстро истечет. Оба знали, насколько тленны их слова и гнилы их поступки, но оба претворялись, что они верят в обратное.
Елена оделась не спеша, ей было некуда торопиться, а кипяток души Сальваторе больше не ошпаривал. Наверное, потому, что Гилберт сама повысила температуру своей сущности.
Хорошая и красивая девочка ушла, подарив напоследок оценивающий и унижающий взгляд. Взгляд, говорящий: «Ты ничто», говорящий: «Ты все равно хочешь меня приручить, но я сделаю тебе одолжение: претворюсь, что этого не замечаю». Разжигающий пожары и вызывающий бурю взгляд.
Именно из-за подобных взглядов падали империи.
Сальваторе вернулся в зал.
Ему хотелось немного-немало: чтобы Елена снова была зависима от него, чтобы она вновь была сломленной и беззащитной девочкой. Чтобы она зависела от него. Но пока что Деймону остается лишь одно: набрать номер организатора незаконных боев и отправиться в пекло.
2.
— Ты позволишь?
Елена отвлекалась от дисплея своего сотового и перевела взгляд на Бонни, стоящую с подносом в руках. Во взгляде подруге ничего не поменялось. Ну, хоть кто-то в этой осени стабилен.
— Конечно, — безразлично ответила Гилберт, снова переключая внимание на свой сотовый.
Было окно, и единственным местом, где можно переждать полтора часа, была столовая. Ноябрьский холод уже не позволял сидеть в тени деревьев и наслаждаться романами. А реалии мира не позволяли уже даже глядеть в сторону дешевых книг, и все, что оставалось — сидеть в столовой, пялиться в сотовой, зависая на каких-то глупых сайтах.
Бонни села напротив Елены, продолжавшей проявлять апатию. И куда делась наивная детскость?
«Ее украли, — шепнул внутренний голос. — Как и твою».
Беннет есть не хотела. Она бы закурила, будь у нее сигареты. Девушка с сожалением посмотрела на горячий чай. Глупо было одну кружку ставить на поднос. Вдвойне глупо было подходить к Елене под таким вот предлогом.