d3257173e6e84c0dbd07778660e8d04c

— Я тоже подорвала репутацию! Мне жаль! — она пыталась быть сукой, но у нее не получалось. Не получалось быть стервой такой как раньше. Не получалось быть наивной дурочкой как раньше. Не получалось быть собой. Гоняясь то за одними, то за другими масками, Гилберт совершенно окончательно потеряла себя настоящую. Теперь ей остается лишь глотать слезы и быть чем-то вроде куклы, пустой, забытой всеми игрушки.

— С той лишь разницей, что ты потом свинтишь, а мне здесь работать! — в ответ закричал он. Елена потеряла былую надежду. Теперь она умерла окончательно. Можно начать справлять поминки, как бы зло это не звучало.

— Прости, — последнее, что она прошептала ему. Последнее, что прозвучало в их контаминации.

Гилберт оттолкнула его, выбежала из аудитории, потом — из здания колледжа. Она не явилась на конференцию, просто уснула замертво после суток этих дешевых, но довольно жестких пыток.

Впереди был день благодарения. А на улице выпал снег. Он пеплом падал с неба, оседая на асфальт, тая от его теплоты и не оставляя после себя следов. Елена бы тоже хотела быть таким пепельным снегом. Она пошла вперед, в совершенно противоположную от дома сторону. Переходя дорогу, Елена не смотрела на светофор. Автомобили сигналили, водители кричали что-то матом, резко останавливаясь, а Елена, как дешевая пародия на Марлу Сингер, шла вперед, нисколько не реагируя на транспорт.

А потом она помчалась вперед. В джинсах, в легкой кофте, которая обнажала тело, она мчалась вперед, а холодный ветер обдувал лицо, становясь причиной покраснения кожи и дрожи вдоль позвоночника. Гилберт бежала все быстрее и быстрее, чувствуя непомерную злость от того, что ее ноги не позволяли разогнаться на полную мощь. Мальвина мчала вперед, как замыленная лошадь, как раненный зверь, который еще надеется добежать до ручья и там зализать свои раны. Вперед и вперед, до ошеломляющей боли в ногах, до сбитого дыхания, до той степени, когда уже не остается сил. Елена бежала минут пять-семь, но этого было достаточно. Она бежала, плача и силясь не закричать во все горло. Все прохожие оборачивались, взглядом провожая грациозную подстреленную лань. Из ее души капала чернота, как из перерезанной артерии — кровь.

Раскаяние тяжелое. Оно давит на твои плечи, пока ты бежишь навстречу пустоте, пока ты в отчаянии считаешь секунды до падения, до того момента, когда силы кончатся, и придется порхнуть в объятия асфальта.

Таких секунд оставалось всего-ничего. И Елена, пробежав еще какие-то пару метров, споткнулась о поребрик и рухнула на землю. Когда она открыла глаза, то лежала на грязном асфальте, а мимо проходили апатичные люди; они только ехидно ухмылялись, глядя на зверя, который так и не добежал до ручья. Глядя на замыленную лошадь. На маленькую дрянную потаскушку — кому как больше нравится.

А холодный снег падал на грешную землю, пеплом оседая на волосах Елены. Та закрыла глаза. Чернота покидала ее тело, будто ее высасывало нечто, как вампир высасывает кровь. Чернота испарялась из души, оставляя место для раскаяния, осознания своей бездушности, своей черствости, своего малодушия. Оставляя место для одиночества. И теперь Мальвина поняла кое-что очень даже хорошо: в темноте нет спокойствия и безразличия. Тут нет тишины. Ты можешь только мчать вперед, падать, подниматься и снова мчать с подрезанными крыльями, с разбитыми надеждами, украденными приоритетами и разрушенными идеалами.

====== Что было в середине ======

Он знал о ней не так уж много, как хотелось бы. Он знал лишь самое необходимое, лишь самое насущное, и этого было вполне достаточно. Тайлер был уверен, что подробности в знакомствах и не нужны. Ровно как и привязанности. Тайлер был уверен, что к кому-то себя пришить можно, но в итоге-то нити истончаются. В итоге остаются лишь проколы, от которых не избавиться.

Тайлер Локвуд был в этом почти уверен. Он только не был уверен в том, относится ли эта теория к Елене. К девочке, о которой он думает каждую свободную минуту.

Вот о девочке, стоящей рядом, он совершенно не думает. Не думал, во всяком случае, уже давно. Эта девочка, стоящая рядом, она осточертела ему, и он бы рад избавиться от ее общества, да только эта девочка пока что особо не спешит. Эта девочка сама решает, когда начать, а когда закончить разговор.

— Спасибо, — произнесла она. В холодном октябрьском вечере было место для избитой Бонни, которая еще ютилась бездомной кошкой в его доме и была верна своим феминистским идеям. В холодном октябрьском вечере было место для Елены, нашедшей свое пристанище у ног его лучшего друга.

Об этом Тайлер пока не знал.

— Как-то поздно ты вспомнила о благодарности, — произнес он, устремляя взор на осеннее бесчувственное небо. Тайлер не смотрел на свою собеседницу, а она не смотрела на него. Оба вглядывалась в россыпь страз-бриллиантов на бархатном небосклоне. Оба делали вид, что между ними ничего не было. Что между ними было лишь самое насущное. Оба не считали своим долгом вдаваться в подробности.