А Викки, обнимая как сына, как брата, стала той силой, которая забрала в свои теплые объятия, которая согрела и заставила поверить, что в одиночестве нет романтики, что можно уйти с этого обрыва вдвоем и больше никогда не возвращаться.
— Будь со мной, — попросил он тихо, но уверенно. Викки обняла Добермана еще крепче, выше подняв подбородок и сумев преодолеть свою слабость.
— Всегда, — ответила она. — Всегда. Только ты и я. Только ты и я.
5.
— Мистер Харрингтон! Мист… Дес! — она схватила его за руку, когда тот повернул за угол. Десмонд резко обернулся, скидывая ее руку. Впервые за время их общения Елена видела его злым. Это было вполне понятно и объяснимо. Девушка скрестила руки на груди. Она была очаровательна даже сейчас, когда выглядела отвратительно, когда вызывала отрицательные эмоции и была причиной не очень громкого, но оставляющего неприятный осадок скандала.
— Пожалуйста, простите, — прошептала она.
Он развернулся к ней, схватил ее за плечи, завел в какую-то аудиторию и захлопнул дверь. Когда они остались наедине, когда все эмоции вновь оказались оголены, было уже бесполезно отнекиваться и прятаться за масками вежливости. Пора было разъяснить все акценты.
— Ты, конечно, выглядела как сука, но я до последнего верил, что это не так!
— Это не так! — отчаянно крикнула она. Елена не привыкла кричать людям что-то, пытаясь доказать правду, или хотя бы попытаться сделать это. Она привыкла обрывать контакты, не задумываясь о чувствах. Она привыкла быть жесткой, категоричной и уверенной. Того требовала жизнь. Того требовали люди. И теперь Мальвина была в замешательстве. Теперь она не знала, как ей быть дальше.
— Я созвал эту конференцию, надеялся на тебя, снял тебя с занятий, а ты меня просто-напросто кинула, Елена! Или Мальвина — как тебя зовут по-настоящему?
Девушка не сдерживала слез. Она устала плакать, но по-другому не получалось как-то.
— У меня были проблемы, — прошептала она. — Все вышло из-под контроля.
— Да меня не волнует, — строго и холодно произнес он. — Ты подорвала мой авторитет, и теперь весь коллектив думает, что я тупо повелся на твои ноги!
Елена вдруг отчаянно посмотрела на него, на этого мужчину, с которым у нее бы могло что-то сложиться, если бы не призраки прошлого и ее двуличная натура. Девушка почувствовала холод, который исходил от Харрингтона, почувствовала его колющую жестокость. Почувствовала презрение. Это вонзилось стрелами в самую сущность Елены Гилберт, маленькой дрянной мертвой потаскушки. Пронзило мгновенно. Гилберт даже не мучилась. Моментальная смерть.
— Я поняла, — прошептала она, медленно наклоняясь и упираясь ладонями в колени. Потом девушка резко выпрямилась. Волосоы проскользили по обнаженным плечам, а во взгляде зола и искры создали безумную консистенцию, несколько ужасающую, ослепляющую и удушающую. Потом буйство улеглось. Слезы снова стянули кожу лица. — Все из-за нее…
Он недоуменно взглянул на нее. Но за недоуменностью не было сочувствия. Десмонд не хотел слушать оправдания Елены, как Елена не хотела слушать оправдания Бонни. Все закономерно, природа ведь с самого своего создания стремится к балансу. Черное и белое. Плохое и хорошее. Бросающий и брошенный.
— Прости, — произнесла она уверенно, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что-то, что услышит ранит ее еще сильнее. Она знала, что это — лишь последние мгновения после смерти. Мозг ведь еще работает какое-то время после смерти, не так ли?
В темноте нет спокойствия. Лишь полное моральное разложение.
— Пожалуйста, прости, — сказала еще громче. Холодно. Ей очень холодно.
— Уходи, — разряд. Бесполезно. Полная остановка сердца.
Он развернулся, девушка ринулась к нему, как будто это была последняя предсмертная судорога прежней стервозной Елены. Той Елены, которая пила таблетки и развлекалась в клубах.
— Мне жаль!
Он скинул ее руки, резко развернувшись и оттолкнув девушку. Та потеряла равновесие, врезалась в столешницу. Боль в пояснице — это единственное, что напоминало о физическом существовании. Гилберт уперлась одной рукой и, встав на ноги, уставилась на подошедшего мужчину. Елена видела в глазах мужчин ненависть не в первый раз. Но впервые эта ненависть так тонко сочеталась с презрением и абсолютно наплевательским отношением. Конечно, Харрингтона можно понять. Но легче от этого не становится.
— Доклад вышел не полным, мне задавали вопросы, которые должны были задавать тебе, а я стоял как дибил! И теперь деканат с меня взыщет за то, что я так обосрался, возложив надежды на какую-то приезжую гуляющую девку!
Он схватил ее за подбородок. Мгновенно ослепили яркие, такие еще свежте, воспоминания проведенных суток в том загородном подвале. Елена схватилась за запястье Десмонда, скинув его руку. Мальвина устала от чрезмерной тактильной близости, устала от того, что в ее личное пространство все время хотят влезть.