Да, Босс! (СИ)

— Во-первых, — начал он размеренно, решив ответить на все, что услышал, по порядку, — я никогда не верил Веронике. Я вообще никому, кроме тебя, не верил. И если бы, как уже говорил, не видел бумаги, которые ты передала, собственными глазами, никогда бы не поверил ничьим словам, Ева. Но я их видел. К несчастью, недостаточно четко, чтобы понять, что там не та формула, но достаточно ясно, чтобы понять какого рода эти документы. Мне жаль, что я не выслушал тебя тогда. Мне жаль слов о нелепом чучеле и требования убрать тебя, но в тот момент мне было так одуряюще больно от твоего предательства, что хотелось сделать также больно тебе в ответ. И я был уже просто не в силах слушать тебя, зная, что что бы ты ни сказала — это не отменит факта того, что я видел. Сам. — Левандовский поднялся с подлокотника и направился к Еве, старательно обдумывая следующие слова. Взвешивая их так тщательно, словно малейшая ошибка могла стоить ему всего. — Во-вторых, мне жаль, что ты считаешь меня настолько слабым мужчиной, что можешь допустить пусть даже всего лишь мысль, что я не сумею справиться с любой грозящей мне опасностью сам и нуждаюсь в самоотверженном прикрытии женской юбки. Но я готов это проглотить, потому что, в-третьих, категорически не согласен насчёт того, что не умею выбирать себе женщин. Потому что по-настоящему я выбирал только раз в жизни — тебя. И это лучшее, что со мной было, Ева. — Он немного помолчал, не зная, стоит ли что-то ещё добавлять. Всматривался в ее лицо, ища там того, что так отчаянно хотел видеть, и, в конце концов решив поставить на кон все, сказал:

— В тот день я собирался снова сделать тебе предложение. Выбирал кольцо в магазине, когда туда явилась Вероника. То, что я намеревался связать с тобой жизнь, было для меня настолько серьезным шагом, что сделать его, не будучи в тебе полностью уверенным, я не мог. И даже когда поехал вместе с этой дрянью на набережную, до последнего верил, что она лжет и ты не придешь. Не предашь, не растопчешь того, что я к тебе чувствовал. Чувствовал вообще впервые в жизни. Потому что тоже любил тебя так безумно, что боль от твоего — именно твоего — предательства, ослепляла настолько, что я совершил ошибку. И я не могу этого отменить, Ева. Как не могу отменить и своих чувств к тебе. И именно они — причина того, что я все ещё стою здесь и надеюсь, что приехал не зря. И должен честно тебя предупредить — так как у меня дурной и деспотичный нрав, то в покое я тебя все равно не оставлю. Так что лучше бы тебе сразу согласиться вернуться ко мне. — Левандовский замолчал, глядя на Еву выжидательно и понимая, что последние слова, несмотря на шутливый тон — правда. Он не отступит, до тех пор, пока твердо не уверится в том, что у нее к нему действительно ничего не осталось.

Всё это было для неё слишком. Слушать то, что говорил Адам и заставлять себя не поверить тотчас — было для Евы слишком. Она повторяла как мантру, что ей нужно просто подумать о себе в первую очередь, и понимала, что ничего не может противопоставить Адаму. Вся её показная усталость, за которой так лживо-комфортно было прятаться, вдруг исчезла, когда Левандовский сказал ей то, что она услышала. Но главным было признание, что он всё ещё любил её. А она ведь знала это… Чувствовала, когда была рядом с ним, хоть и сомневалась, что в принципе может настолько заинтересовать такого мужчину как Адам.

И ещё важным было услышать, что Адам признаёт свою ошибку. Потому что она не собиралась извиняться за то, как поступила.

Потому что сделала бы ровно то же самое, если бы того потребовали обстоятельства. Да, рассказала бы ему позднее, но всё равно бы сделала.

— Знаешь что? Ты совершенно не понимаешь главного, Адам, — срываясь на громкий крик, начала Ева. — Если тебя окружали все эти твои секретарши, вероники и прочие женщины, к которым ты привык, это совсем не значит, что в мире есть только они. Меня учили совсем другому. Меня учили простым вещам, которые с самого детства были для меня совершенно обыденными. Например, что нужно защищать своё, чего бы тебе это ни стоило. И за своё нужно бороться. Даже когда тебя просят убраться с глаз долой — ты не имеешь права опускать руки, потому что за то, что принадлежит тебе, ты обязан бороться. — Она снова не сдержалась — ударила его в плечо сжатой в кулак ладонью. Потом ещё и ещё. — Ты не желаешь прятаться за «женской юбкой», совсем не спросив, на что эта самая «женская юбка» готова ради тебя. И что она может предпринять, если её вынудила это сделать одна из сонма твоих прошлых женщин.

В голосе послышались нотки истерики — те самые, на которые, как считала сама Ева, она неспособна. Котята притихли, сидя по углам комнаты и взирая на происходящее с опасливым интересом.