Да, был

Старко лежал в оцепенении: в нескольких десятках шагов от него работала похоронная команда врага. Значит, фронт передвинулся на восток, и так далеко, что гитлеровцы рискуют освещать местность автомобильными фарами.

Постепенно могильщики приближались к бывшему переднему краю обороны. Они громко разговаривали, перекликались. Метрах в десяти от глыбы, за которой укрывался Старко, остановились двое. Включив ручные фонарики, могильщики потоптались на месте, а затем, что-то прокричав в темноту, направились к машине.

Опасность миновала. Старко пошевелился, переменил позу и уже спокойно стал наблюдать, как, закончив работу на участке, могильщики залезли в машину и та, переваливаясь с кочки на кочку, медленно-медленно поползла по полю, залитому лунным светом.

Откуда-то из темноты донесся слабый стон. Старко насторожился, присел на корточки, стал вслушиваться. Стон повторился. Он шел откуда-то снизу, из-под земли.

Фельдшер на четвереньках прополз влево. Прямо перед ним, из глубины, раздалось протяжное «О-о-о!»

Старко обеими руками обхватил глыбу, из-под которой слышался стон, навалился на нее всем телом, отвалил в сторону, направил в открывшуюся пустоту слабый луч «жучка».

На дне траншеи, по пояс засыпанный мелкими комьями земли, лежал боец. По портупейным ремням и по руке с часами Старко признал в раненом бойце Русина.

— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! — вполголоса окликнул его Старко.

Раненый глухо застонал. Старко спустился в траншею, подхватил командира и бережно взвалил на плечо.

В ПЕЩЕРЕ

Старко уложил Русина в глубокой воронке, вспрыснул ему противостолбнячную сыворотку. Старший лейтенант был ранен осколком в спину, потерял много крови.

Наложив повязку, фельдшер пригорюнился: одно дело — в условиях боя — «обработать» раненого и доставить до батальонного санитарного пункта или сдать в ближайший госпиталь, и совсем, другое получилось с ними. Двое, по сути дела, беспомощных людей в тылу противника, у которого, как известно, один закон: военнопленному пуля в затылок. «Как же быть?»

Можно занести старшего лейтенанта в погреб и там подождать, пока тот окрепнет. Но спустить раненого через вертикальную дыру невозможно. К тому же у него такое состояние, что выздоровление может затянуться, а высота на виду, чего доброго фрицы обнаружат погреб…

Насколько помнил Старко, вблизи — ни одного села, а если даже село и есть, то там, конечно, оккупанты.

Оставалось одно — под покровом ночи унести раненого подальше от места боя, замаскироваться в укромном уголке, а там или отобьют врага и он отступит, или, со временем, удастся найти доброго человека, который не откажет приютить раненого.

Подхватив Русина, Старко зашагал на запад, туда, где еще днем, из траншеи, он заметил овраг, поросший густым кустарником.

Идти было тяжело. Временами Старко останавливался, опускал ношу на землю, отдыхал, а затем поднимал и нес — то на руках, прижимая к груди, то на плече, то на спине.

К рассвету он добрался до оврага.

Миновав площадку со следами огневой позиции, Старко пошел по тропинке, которая вскоре оборвалась. Овраг сузился. Пробившись сквозь кусты, Старко оказался на прогалинке, поросшей густой травой. Из-под огромного валуна выбивалась слабая струйка родничка и тут же терялась в кустах. Метрах в двух от валуна, в отвесной стене, чернело отверстие — вход в пещеру.

Пещера оказалась довольно вместительной, высокой и сухой. Уложив раненого на подстилке из свежей пахучей травы, Старко еще раз, при дневном свете, внимательно осмотрел рану Русина, извлек из мышечной ткани осколок. И только тогда вспомнил, что со вчерашнего утра не ел. Пошарил в карманах — ничего съестного. С сожалением вздохнул: «А в погребе-то еды хоть отбавляй». Усталый, он забрался в пещеру, примостился рядом с Русиным и заснул. Проснулся перед закатом солнца. От голода тошнило. Старко взглянул на раненого. Лицо того покрылось пунцовыми пятнами, кисти рук горячие, губы сухие, запекшиеся. Его бы следовало укрыть, накормить и напоить.

«Да, не ладно получается, — почесывая затылок, думал Старко, — надо действовать». Фельдшер снял с себя гимнастерку, накинул ее на Русина, потом вылез из пещеры, выкарабкался из оврага, осмотрелся по сторонам и, где во весь рост, где пригибаясь, на четвереньках, ползком, направился к подбитым танкам перед высотой «81.9»…

Стемнело, когда Старко возвратился, сгибаясь под тяжестью двух узлов. Он побывал в погребе и из ротного имущества забрал все, что могло пригодиться: консервы, галеты, термос, вещевой мешок старшего лейтенанта, две шинели, лопату и десяток гранат.

…Трое суток раненый метался в жару, бредил, порывался встать, пытался сорвать повязку, стягивающую грудь.

Больше всего Старко опасался, как бы у Русина не началась гангрена или воспаление легких. Применяя все свои знания, опыт и медикаменты из сохранившейся сумки, фельдшер ухаживал за раненым, сутками не смыкал глаз, сидел возле него. Сильный организм Русина и забота Старко победили.

Температура у Русина спала, он ел, спокойно спал, но не разговаривал.