Да что вы знаете о настоящих принцессах?

— Не будь к ней строг. Ей это вовсе не нравилось. Она мучилась и рыдала. Ей было жаль этого пустого и не слишком порядочного Морнингтона. Но именно ей приходилось намекать ему, изворачиваться, внушать… Ты попробуй, вложи в голову взрослого здравомыслящего мужика мысль о том, что для того, что бы трон занять, или нужного человека на него посадить, то следует не короля убить, не наследника его, а на невесту наследника покушаться! Ей было жаль Морнингтона, гораздо больше она жалела Гердту, боялась за неё, но за Эдуарда она болялась больше всего. Она хочет для внука долгой, тихой жизни в теплом семейном кругу, а не жизни сверкающей, но краткой. Лучше лет восемьдесят в собственной лаборатории, чем пара лет, но на троне.

Лорд-наблюдатель сощурился, ему хотелось сказать что-то едкое, хлесткое, но справедливое. Что бы этот худой старик понял, что так нельзя! Что именно нельзя граф ещё сам до конца не осознал, то ли нельзя устраивать такой грандиозный фарс в принципе, то ли просто без его, лорда-наблюдателя, ведома нельзя. Но, нельзя! В голове мелькали, лица, фразы, становились понятны многие недомолвки и оговорки. Вспомнилось худенькое личико, внимательный взгляд и пушистые ресницы маленького пажа принцессы.

— А если бы её высочество погибла?

— За её безопасность отвечал хранитель!

— А не хлипковат ли в этот раз хранитель получился? — выплюнул граф Черри очередной вопрос.

— Каковы угрозы, таков и хранитель, — спокойно пояснил Матиас, сделал небольшую паузу и со вздохом добавил: — Ничего, подрастут.

— И всё же! А если бы её высочество погибла?

— То настал бы черёд следующей претендентки! — рявкнул Матиас. — Ты пойми, я должен был найти основательницу новой династии до того как помру! Потому что потом хранитель бы сам выбирать начал! Желающих налетело бы — не продохнуть! И не факт, что тогда хранитель бы на супруге Огэста остановился.

Король аккуратно взял в руки фигурку коня, покрутил её и торжественно водрузил на d6.

— Шах и мат.

Лорд-наблюдатель оторопело уставился на доску, с доски на него с укором уставилась фигурка черного короля. Действительно шах и мат. На шестом ходу. Позор.

Между тем, Матиас взгромоздил локти на столик и уронив лицо в ладони тихо заговорил:

— Я предусмотрел всё в этой театральной постановке! Ни Огэсту, ни Ритании ничто не угражало! А за Гердтой хранитель должен был присмотреть. Я радовался как ребёнок! Я и сейчас рад, как всё вышло. Как всё устроилось. Но вот эту женщину, меняется которая… Эжени, да? Эжени эту я предусмотреть не смог. И ведь, что смешно, она на Гердту не нападала! Она ей зла не желала. Она меня ненавидела! Из-за Инсенса. И хранитель угрозы от неё не почувствовал. А эта Эжени могла запросто и Огэста убить, и остальных ненароком. И всё было бы зря! Понимаешь! Вся эта возня, все планы эти. Всё напрасно было бы. Всё!

Матиас поднял голову, посмотрел на графа мутными, больными даже глазами.

— Много лет назад, что ты, что Огэст только вышли тогда из детской, Инсенс приезжал в Ританию. Просто приезжал. Он тогда еще не думал о власти. Не рвался к ней. Мы с ним родственники. Он тоже из того гнезда, в котором кольцами эльфийскими владели. Его ветви просто кольца не досталось. Но помнили о них, предания какие-то семейные были. Приехал. По Ритании путешествовал. Осматривал всё. Живой, подвижный, весёлый. Шутил много. Мы с ним несколько раз виделись. Пару раз в очень неформальной обстановке. Он про кольцо вскользь упомянул. Я плечами пожал и кольцо показал. Со смехом опробовали его там же в парке. На ританской земле у него не сработало. Ни единый камешек ни мигнул. Он кисет тогда вынул. С родной землей. Сказал, что всегда с собой в дальние путешествия горсть родной земли берет. На неё кольцо и положили. Он и дотронулся. А оно возьми и засияй! Все камни вспыхнули! Представляешь? Все девять! Он сразу как-то посерьезнел. До отъезда своего как пьяный ходил. Говорил невпопад. Замолкал не вовремя. Уехал. А через несколько лет закрутилось всё! Завертелось вихрем!

Матиас умолк, с силой потер лицо ладонями. Граф смотрел на него, не зная, что сказать, да и нужно ли говорить. Матиас уронил руки на колени и откинулся на спинку стула. Оживление, которым он был охвачен в начале встречи, куда-то делось. Это вновь был старый больной человек, который говорит тихо, устало, с одышкой:

— Он ведь писал мне потом. Инсенс. Когда уже понял, что зарвался, что проигрывает в той войне, что не удержит ни короны, ни головы. Винил меня, что я его обманул. Что кольцо не сияло, что это я его иллюзиями украсил. Что сгубил я его… Я не ответил. А что тут ответишь? Что лжи не было? Что тот Инсенс идеально подходил для той Кленции, но с тех пор утекло слишком много времени и пролилось слишком много крови? Что всё изменилось? И все изменились. И Инсенс. И страна. И этот новый Инсенс, в крови по локоть, не удержит уже ни одной короны? Потому что руки от этой самой крови — скользкие! Такими уже ничего не удержать… Разве он поверил бы? В своих неудачах всегда легче винить кого-то, но не себя.