Да помолчи уже, наконец. О чем мы говорим, когда говорим о любви

– Такая любовь меня не интересует, – сказал он. – Если, по-вашему, это любовь – флаг вам в руки.

Терри сказала:

– Нам было страшно. Мел даже составил завещание и написал в Калифорнию брату, бывшему «зеленому берету». Мел сообщил ему, кого искать, если с ним что-нибудь произойдет.

Терри отпила из своего стакана. Сказала:

– Но Мел прав: жили мы, как беженцы. Нам было страшно. Мелу было – да, лапушка? Я даже как-то звонила в полицию, но толку от них никакого. Сказали, ничего не могут сделать, пока Эд и вправду чего-нибудь не натворил. Смешно, да? – сказала Терри.

Она вылила остатки джина себе в стакан и помаячила бутылкой. Мел встал из-за стола и пошел к буфету. Достал еще бутылку.

– Ну, мы-то с Ником знаем, что такое любовь, – сказала Лора. – В смысле, для нас, – сказала Лора. Пихнула мое колено своим. – Теперь тебе полагается что-нибудь сказать, – сказала Лора и наставила на меня свою улыбку.

В ответ я взял ее руку и прижал к губам. Устроил роскошный спектакль из целования руки. Все развеселились.

– Нам повезло, – сказал я.

– Ну-ка, ребята, – сказала Терри, – прекратите сейчас же. Меня от вас тошнит. У вас еще медовый месяц не кончился, в конце-то концов. У вас еще, прости господи, одурь не прошла. Погодите. Сколько вы уже вместе? Сколько прошло? Год? Больше?

– Скоро полтора года, – сказала Лора, зардевшись и с улыбкой.

– Ну вот, – сказала Терри. – Погодите немного.

Она держала стакан и пристально смотрела на Лору.

– Шучу-шучу, – сказала Терри.

Мел открыл джин и с бутылкой обошел стол.

– Так, ребята, – сказал он. – Давайте-ка послушаем тост. У меня есть тост. Тост – за любовь. За истинную любовь.

Мы чокнулись.

– За любовь, – сказали мы.

На заднем дворе залаяла одна из собак. Листья осины, прильнувшей к окну, цокали по стеклу. Послеобеденное солнце как будто вошло в комнату, охватило все светом легкости и добродушия. Мы могли быть где угодно, в каком-нибудь зачарованном месте. Мы снова подняли стаканы и расплылись в улыбках, словно дети, договорившиеся о чем-то запретном.

– Я вам скажу, что такое истинная любовь, – сказал Мел. – В смысле, у меня есть хороший пример. А там уж сами делайте выводы.

Он налил себе в стакан еще джина. Бросил кубик льда и кружок лайма. Мы ждали, поцеживая выпивку. Лора и я опять соприкоснулись коленями. Я положил руку на ее теплое бедро и так и оставил.

– Что любой из нас на самом деле знает о любви? – сказал Мел. – Мне кажется, мы в любви новички. Мы говорим, что любим друг друга, – так и есть, не сомневаюсь. Я люблю Терри, а Терри любит меня, и вы, ребята, друг друга тоже любите. Вы знаете, о какой любви я сейчас говорю. Физическая любовь, этот импульс, который тебя толкает к конкретному человеку, так же и любовь к тому, что он или она существуют как данность, по сути. Плотская любовь и, ну, сентиментальная, скажем, любовь, повседневное небезразличие к другому. Но – иногда мне это трудно признать – я, наверное, любил и первую жену. Но так и было, я знаю, что любил. Так что я, наверно, похож на Терри в этом смысле. На Терри с Эдом. – Он подумал об этом и продолжал: – Было время, я думал, что люблю первую жену больше жизни. Но теперь ненавижу всеми фибрами. Ненавижу. Как это объяснишь? Куда девалась та любовь? Куда она девалась, вот что я хотел бы знать. Хоть бы мне сказал кто. Теперь взять Эда. Ладно, вернулись к Эду. Он так любил Терри, что пытался ее убить и в конце концов убил себя. – Мел замолчал и отхлебнул из стакана. – Вы, ребята, вместе полтора года и друг друга любите. У вас на лбу написано. Вы аж светитесь. Но вы оба любили других людей до того, как повстречались. У вас у обоих до этого были браки, как и у нас с Терри. А может быть, вы еще даже до этого любили кого-то другого. Мы с Терри вместе пять лет, из них четыре женаты. И ужас, ужас в том, хотя это и хорошо тоже – утешительная мысль, если хотите, в том, что если с одним из нас что-то случится, – вы извините, что я об этом говорю, – но если что-то с одним из нас случится завтра, я думаю, другой, другой человек погорюет малость, знаете, а потом выжившая сторона очухается и снова полюбит, заведет себе кого-нибудь другого достаточно скоро. Все это, вся эта любовь, о которой мы говорим, останется только воспоминанием. Может, и воспоминаний не останется. Я не прав? Я заболтался? Потому что я хочу, чтоб вы меня одернули, если я не прав. Я хочу знать. В смысле, я ничего не знаю и первый в этом признáюсь.

– Мел, бога ради, – сказала Терри. Она наклонилась и взяла его за запястье. – Ты что, напился? Лапушка? Ты напился?

– Лапушка, я сижу разговариваю, – сказал Мел. – Ничего? Зачем мне напиваться, чтобы высказать, что я думаю? В смысле, мы же все сидим разговариваем, правильно? – сказал Мел. Он остановил на ней взгляд.

– Миленький, я не критикую, – сказала Терри. Она взяла стакан.

– Я сегодня не дежурю, – сказал Мел. – Позвольте мне об этом напомнить. Я не на дежурстве, – сказал он.

– Мел, мы тебя любим, – сказала Лора.

Мел посмотрел на Лору. Посмотрел на нее, как будто не мог узнать, как будто она была не она, а кто-то другой.