Да, Смерть!.. (СИ)

Когда легли наконец во всё еще супружескую постель, и Макс усадил A в «кресло» (кресло — это такая поза в их семье для трогательного совместного сна. Девушка, стало быть, ложится в позе эмбриона на правый бок, поджав ножки, а мальчик, блядь, ложится так же, как бы повторяя изгиб её тела. Тоже на правый бок. Хуй не участвует!), он понял, что сегодня эсэмеса от LL ему не дождаться.

Проснулись около половины одиннадцатого. Слово за слово стали смотреть телевизор. Потом обниматься и гладиться.

Когда раздался первый мурлыка «бип», Макс сделал вид, что ничего не произошло. Вдруг A не услышала? Он и так принёс ей немало страданий, подумал он что-то вроде того.

Когда раздался второй, он уже + — кокетливо ездил влажной залупой по Aиной вульве. Излишне говорить, чем занимались Макс с A, когда «бип» мурлыкнул опять. «Это тебе Луна твоя прислала сообщение…» — слабым голосом сказала A. «Да» — ответил Макс.

Когда ещё через 16 минут LL непосредственно позвонила, он вынужден был сказать ей, что не может сейчас говорить, хоть половой акт уже и был завершён. «Напиши, когда сможешь разговаривать…» — последнее, что сказала Луна. Солнце упало.

В районе половины седьмого вечера LL позвонила снова. К этому времени A уже уехала к тёте за куличом. «Я хочу быть только с тобой! Я искал тебя всю жизнь! Я знаю, что это Ты! Не уходи…» — внутренне сказал Макс. И это же повторил ей вслух.

«Сумма на вашем счету составляет 4 доллара и 23 цента» — сказали ему после этого автоматическим голосом, извлечённым из номера 696.

28

Люди окружают меня в метро.

Со всех сторон на меня устремлены взгляды. Их взгляды, словно невидимые стержни, которыми они без ложной скромности пронзают меня. Их взгляды — невидимые канаты, в которых я кувыркаюсь деревянной игрушкой, словно я чудо народного промысла.

Почему они позволяют себе смотреть на меня? Почему они просто берут и смотрят, даже не задумываясь, имеют ли они право на это?

В метро меня окружают люди, поголовно убеждённые в том, что им позволено вот так вот глазеть на меня, что называется, по праву рождения. Но… (одно лишь маленькое «но»!) ведь это не так! Я же имею право смотреть не на всех! Я смотрю только на тех, кто хочет со мной встретиться взглядом. Только в этом случае это не будет «расстрелом питерских рабочих», а будет настоящее… соглядие.

Люди же нет, смотрят, смотрят на меня, будто вертят на своей примитивной сковороде или как будто с пристрастьем рассматривают мой хуй в интернете.

При определённых обстоятельствах все они предадут меня; все они скажут, что ничего и никого подобного не видели и не замечали. При определённых обстоятельствах все они скажут, что я сумасшедший.

Но каждый раз в метро они снова окружают меня своим ебучим вниманьем, молчаливо и стопроцентно согласные друг с другом во всём, и смотрят, смотрят… Трогают глазами мою душу, мой хуй, мои яйца, лезут своими незримыми стержнями ко мне в жопу, делают выводы. (Как только я дописался до этого, в дверь моей комнаты постучался сосед Лёха; настойчиво предложил астраханской вяленой рыбы.)

Нет, я не против. Я даже где-то и «за». Я только хочу напомнить господам окружающим, что я тоже имею на это право. Право на окружение. Это так, на минуточку… Если, мол, спросит кто.

И ещё… Со временем я окружу их всех. До одного. Поголовно…

29

В минувшую субботу я снова купил тетрадку на пружинном креплении.

В предыдущий раз я купил её ровно четыре недели назад, и на обложке той, утраченной столь экзотическим способом, был изображён леопард.