Да воздастся каждому по делам его. Часть 1. Анна

Она оттолкнула Анну, подхватила свою корзину, набитую битком, с баранками, булками, рафинадом и подушечками в синих бумажных кулечках, с чем -то еще, и пошла прочь, быстро, раскачивая оборчатой юбкой из стороны в сторону и некрасиво отставив локоть, словно толстая птица крыло. Анна смотрела ей вслед – вот она дошла до ворот, вот Алешка отошел от мужиков, пьяный в дым, шатаясь, догнал жену, и, грубовато подвинув ее с дороги, пошел впереди, даже не пытаясь взять у нее из рук тяжелую корзину. А она семенила следом, стараясь не отстать, и не успевала, никак…

Пелагея стояла на коленях перед иконой, комната была полностью погружена в темноту и только слабенький огонёк лампады мерцал в углу, освещая суровый лик Спасителя на старинной иконе. Эта икона досталась ей от бабушки, и она молилась только не нее, разговаривая с Христом почти без молитв, своими словами. Анна, совершенно не веря в Бога, все равно всегда замирала, слушая спокойный голос матери, и ей иногда казалось, что Иисус мать внимательно слушает и даже его взгляд становится живым и не таким отстраненным. Вот и сейчас так случилось, Анна тихонько присела на кровать, но Пелагея обернулась и встала.

– Нюрушка. Как ты, дочушка? Что-то печалишься, молчишь все. Может тебе отдохнуть от учебы твоей, а то заучишься, до беды .

– Нет, мамусь. Я скоро на экзамены поеду, в мае.

Пелагея вздохнула, поправила платок на тяжелом узле волос, присела рядом с Анной.

– Тут Сашкин крестный отец заходил. Сватов хочет слать, ты с Сашкой гуляешь, что ли?

– Да ты что, мам. Ни к кем я не хожу, не до того. Мне на учебу надо, какие парни.

– А ты поглянь. Сашок парень хороший, хозяйственный. Он вон, сказал, что в Саратов поедет, в военное училище поступать. На танкиста. Вдвоем -то веселее, да и под присмотром. Где мужика такого взять, одна пьянь вокруг. Подумай. Пробросаешься.

– Я, мам в Ленинград хочу, а там потом в ветеринарный.

– Так и ладно. Мужней жене проще, приставать не станут. А уж за военным, так как за каменной стеной.

– Ладно, мам. Я пошла.

…

Свадебное платье шло Анне необыкновенно. Узкое, точно подогнанное по ее точеной фигурке, оно, было простым и целомудренным, гладкая атласная ткань ничем не была украшена, лишь по высокому вороту и краю подола волнисто пробегала узкая кружевная оборка. В этом платье Анна казалась совсем тростинкой – но не худой, а именно тонкой, изящной, ломкой, тронь – перервешь. Зато фата, расшитая старинными жемчужинками, которые Пелагея, плача от радости и умиления, достала из своего девичьего сундука, была шикарной – пышной, похожей на взбитую пену, нежную и полупрозрачную. Жемчужинки тонкой змейкой струились по темным волосам Анны, спускались на ее высокий лоб и переливались в ушах.

Как не плакала Пелагея и не крякал досадливо Иван, Анна с Сашком венчаться отказались, да и церковь в селе закрыли. Зато, после сельсовета, вся свадьба пошла в клуб, где молодых поздравили от имени совхоза.

Все свадебное застолье Анна не отнимала свою руку у Сашка, который был счастлив до одури, сжимал ее пальцы нежно и страстно, все пытался прижаться плечом, и подвигал молодой жене кусочки полакомее. А утром, когда Анна, тихонько, стараясь не будить мужа, встала, и стоя у окна, затягивала косу в узел, она почувствовала его взгляд. Сашок лежал, высоко опершись на подушку и блестящими глазами смотрел на жену

– Что, Саша?

– Я буду любить тебя вечно. До смерти. Даже умирая, я буду думать только о тебе.

Анна подошла, погладила мужа по чуть шершавой щеке и почувствовала странное, непривычное, ласковое тепло в сердце.

Глава 20. Институт

– Вот взял её, теперь вся улица на меня пальцами кажет. Ни девку, ни бабу, срамотину. И с цыганом путалась и с трактористом этим. Мало девок тебе на селе, дурень. А теперь вон – учиться собралась. Ей дите бы родить, да за домом ходить, а она – учиииииться. Засранка.