После бронетранспортёра боевая рубка самоходки показалась тесной, как собачья конура, и тёмной, как колодец ночью. Я снял с крепежа на стене толстую тушку снаряда, с трудом развернулся и неловко затолкал её в пушку. В этот же момент Ложкин запустил двигатель и перед моими глазами вспыхнуло множество огоньков, словно подбадривая меня в моей безумной затее. Нажав кнопку электродосылателя, и, не дожидаясь пока снаряд скроется в стволе за поднявшейся снизу стенкой затвора, я приник к прицелу наводчика.
Двигатель заворчал на повышенных оборотах и машина ожила - вздрогнула и начала поворачивать направо. Я подождал, пока в прицеле появилась серая боковая стена ангара и навёл перекрестье в её центр, чуть выше роста человека. У меня не было ни малейшего представления о том, что я мог увидеть, если моя затея удастся, и стена ангара окажется разрушаемым объектом, как и все прочие объекты в игре. Я просто хотел попробовать.
Рука сама нашла знакомый рычаг. Я глубоко вздохнул, оторвался от прицела и резко дёрнул рычаг вниз. Звук выстрела оказался настолько внезапным и оглушающим, что я несколько секунд сидел в прострации, точно после удара в голову, с трудом соображая, что стрелял из гаубицы, забыв одеть шлемофон. Но быстро опомнился и прильнул к прицелу.
В стене, на уровне человеческого роста, зияла неровная дыра, с выступающими прямоугольниками неравномерно выбитого кирпича. Стена оказалась разрушаемой!
Дыхание спёрло от радости, но я не стал давать волю чувствам и, выбравшись из кресла наводчика, взялся за второй снаряд, лежащий в крепеже на стене рубки. Неловкий разворот, снаряд с металлическим скрежетом исчезает в стволе, последовательно лязгают досылатель и затвор, и вот я снова смотрю на стену, сквозь дыру в которой видна точно такая же серая дымка, что скрывает потолок нашего ангара. Соседний бокс?
Ручкой вертикальной наводки опустив ствол пониже, чтобы в перекрестье прицела попал участок стены под дырой, я на автомате пошарил рукой слева, нащупал грубую ткань шлемофона, надел его и только после этого дёрнул за рычаг.
Гаубица жахнула как-то по-особенному, словно разрубая мою жизнь на "до" и "после". Я не отрываясь смотрел в прицел. Через пролом, размером в рост человека, виднелась часть башни, бортовой номер, выведенный белой краской и кусок гусеницы. Что бы там ни было, я нашёл выход из нашего ангара!
За проломом действительно обнаружился соседний бокс, посреди которого стояла танкетка с бортовым номером 178. Рядом с танкеткой растерянно топтались три человека в таких же комбезах, как у нас, и в шлемофонах. Я решительно выбил ладонью торчащий сбоку кирпич и полез сквозь пролом. За спиной пыхтел Зверев, попытавшийся было пролезть к соседям вперёд меня, но не преуспевший в борьбе со своим командиром, имеющим многолетний опыт поездок в общественном транспорте.
Чужой ангар выглядел точной копией нашего, за исключением пустого стола. Сразу было видно, что стоит он здесь просто для декорации и за ним никто обычно не сидит. Потолок, как и в нашем боксе, плавал в серой дымке, откуда иногда почему-то сыпались отдельные искры, словно наверху кто-то занимался сварочными работами. Три серые стены, одна - чёрная. Топчаны для респануа. Бетонный пол, засыпанный обломками кирпича. В воздухе медленно оседала серая пыль.
Я жадно всматривался в лица аборигенов, подсознательно рассчитывая увидеть среди них живого игрока, но видел лишь грубую мимику хорошо нарисованных глаз и губ, бесстрастную матовость лба, однотонный румянец на щеках. Передо мной были боты - в этом не было ни малейших сомнений, ведь они так отличались от моего экипажа.
Последняя мысль вогнала меня в ступор. Вместо того, чтобы подойти к хозяевам бокса, я резко обернулся и уставился на свою команду. Зверев стоял прямо за мной и выжидательно смотрел мне в глаза, Серпилин с любопытством осматривал чужой ангар, а Ложкин как раз пробирался сквозь пролом. Мой экипаж совсем не походил внешним видом на местных обитателей. На миг мне даже подумалось, что, возможно, я просто не знаю о них чего-то очень важного, что может быть в моём экипаже изначально были люди, а не боты. Но это означало бы какой-то абсолютно бессмысленный план, выполняемый с мощнейшей конспирацией, одновременно с непревзойдённой актёрской игрой: заскриптованность поведения членов экипажа за номером 312, была настолько очевидной, что не требовала доказательств. Но это тогда. А теперь?
- Командир? - вопросительно сказал Зверев, с беспокойством глядя на мой застывший взгляд. - Что-то не так, едрить?