По воодушевлению, охватившему короля в эту минуту, по тому, как зажглись его ярко-зеленые глаза, девушка поняла, что тот нашел себе развлечение. Мужчина обошел ее, осторожно, маняще-медленно опустился на кровать, походя при этом на хищника, вышедшего на позднюю ночную охоту. Он не отводил от нее взгляда. Жадного, тяжелого взгляда, проникающего под самую ее кожу, ядовитым ползучим плющом охватывающего ее саднящие ребра.
– Я слушаю, – произнес он тише. – Сложно начать, Ласточка? Позволь мне помочь. Знаешь, как, например, скучал я?
– Не знаю, – ответила девушка, убирая руки за спину.
– Тогда подойди сюда, я расскажу первым.
Напряжение между ними росло, и вскоре Цирилла осознала, что дышит им, живет. Воздуха в комнате не осталось, только страх, только предвкушение заполнили собой пространство, и иные чувства в почтении потеснились перед Его Величеством Ужасом. Ведьмачка осторожно шагнула вперед, заставляя себя отвернуться от своего короля. Мысли путались в ее светлой голове, мысли пугали ее, не давая покоя. Кажется, она все же скучала по этой хитрой улыбке победителя.
– Нет, подойди не так, моя Ласточка, – мягко заметил он, увидев, что девушка делает шаг ему навстречу. – На четвереньках.
– Ты хочешь, чтобы я ползала по полу? – спросила девушка, чувствуя, как стремительно краснеют ее щеки.
– Да, – сдержанно ответил он. – Именно этого и хочу, Зираэль.
Голос разума глубоко внутри ее вскружившейся от негодования головы вновь шевельнулся, он предупредил: лучше сделать так, как Эредин тебя «просит». И Цири подчинилась, чувствуя, что от этого сейчас может зависеть если и не жизнь, то ее здоровье. Девушка медленно, нехотя, но все же опустилась на пол. Ее бледные колени коснулись холодного мрамора, губы дрогнули под напором внезапно очнувшихся чувств. Унижение… Вытерпеть его куда сложнее, чем долю самой острой физической боли.
Она подползла. Медленно, всего на несколько коротких шажков, если бы в это время стояла на ногах. Король не отрывал взгляда. Эльф смотрел за тем, как девушка желает отвернуться, исчезнуть, хочет выпрыгнуть в окно, а все же ползет к нему, выполняет приказ с надлежащей пленнице старательностью.
Не нужно было становиться сверхчувствительной ведьмачкой, чтобы распознать в нем чувство гордости, чувство превосходства сейчас, чувство, занявшее всю его суть.
Ласточка замерла на середине пути, на внушительном расстоянии от своего господина, расплывшегося в довольной улыбке. В этом промежутке могла поместиться еще одна такая же виноватая рабыня, вымаливающая его прощение. Цирилла не поднимала смущенного взгляда, а король медлил, наслаждаясь зрелищем. Ласточка знала, что начать говорить сейчас должен он.
– Знаешь, Цири, как короли, принцы, да любые преемники власти могут использовать свое свободное время? – спросил он, тут же получая отрицательное мотание головой в ответ. – Как им угодно, Ласточка. Понимаешь? С любыми девками, эльфками, прачками, горничными, соратниками или представителями других кланов или дружин. Как угодно, Цири. Как. Мне. Угодно.
– Понимаю, – внутренне вздрогнув, ответила она.
– Молодец, – наигранно-подбодряюще ответил эльф. – Хорошо, что ты понимаешь, что я могу гулять или не гулять с кем хочу, милая. Только знаешь, чем я был занят, пока ты тут приходила в себя? На моей кровати, в моей спальне.
– Нет, – произнесла она, все же догадываясь. – Значит, теперь спальня не наша?
– Я сидел напротив, – ответил король, игнорируя ее вопрос, взглядом указывая на кресло, расположенное не так далеко от кровати. – Вон там. Просто сидел и смотрел за тобой, за каждым вздохом.
Ласточка не нашлась с ответом. Она только сжала губы плотнее, чувствуя, как кровь приливает к ее лицу. В комнате был сквозняк? Потому что что-то холодное точное коснулось ее розовеющей щеки. Это не было ложью, Цирилла понимала, что Эредину незачем ей сейчас врать. Сознаться в подобном – проявить слабость, а слабость правителю не к лицу. Даже перед ней, пленницей огромного эльфского замка, потерянного на стыке чужих ей миров.
– А ты, едва придя в себя, зовешь сюда не кого-то, – говорил Эредин, едва сдерживая в голосе гнев. – А Аваллак’ха. Зная, Ласточка, что между нами стоит.
Цирилла словно лишь сейчас поняла, какую ошибку совершила. Эльф никогда не казался ей столь ранимым, если к нему вообще можно применить это слово. Ласточка опасалась, что ранить его чувства невозможно совершенно, но сейчас, стоя перед ним на покрасневших после всех движений коленях, чувствуя, как искрит воздух вокруг, понимала, сколь сильно была не права, как задела его, пусть и нехотя.
Нет, та не могла знать точно, ведь не видела собственного взгляда в эту долгую минуту. Должно быть, в нем отразилась вина, сочувствие, мольба о прощении, собранная в единой точке черного зрачка. Отвернуться пришлось уже королю. В эту минуту ему не хотелось быть садистом, не хотелось обижать ее или воспитывать… Но желания короля – не всегда закон даже для него самого.
– Ближе, – произнес он холодно, выдержав минуту паузы между словами.