Он вспорхнул на мирты и, с сучка на сучок, сквозь листья добрался до вершины. За плечами у него я увидел крылья, а между плечами и крыльями - лук и колчан. И вот уже нет ничего - ни лука, ни его.
И если не напрасно моя голова побелела и если от старости мой ум ещё - не ослаб, посвящены - вы, дети, Эроту, и Эрот о вас заботу несёт".
Они были очарованы, будто слушали сказку, а не правдивый рассказ. И стали расспрашивать: "Что такое - Эрот? Это - ребёнок или птица и в чём - его сила?"
Филет сказал: "Это - бог Эрот, - юный, прекрасный, крылатый. Потому-то он и радуется юности, за красотой гоняется и души окрыляет. Такова - его мощь, что и Зевсу с ним не сравняться. Он царит над стихиями, над светилами и над такими же, как он, богами, - такой власти вы не имеете даже над своими козами и овцами. Эти цветы - дело рук Эрота. Эти деревья - его создание. По его воле и реки струятся, и ветры шумят. Я видел быка, охваченного страстью, он ревел, видел и козла, в козу влюблённого: всюду он следовал за ней. И я был молод и любил Амариллис. Тогда и о пище я забывал, и питья не принимал, и сна не знал. Страдал душой, сердце трепетало, тело холодело. То стонал, то молчал, то кидался в реки. Я звал на помощь и Пана, - ведь и он был влюблён в Питию, - Эхо прославлял за то, что она вместе со мной имя моей Амариллис повторяла. Я разбивал свои свирели за то, что они чаруют моих коров, а Амариллис ко мне не влекут. Нет от Эрота лекарства ни в питье, ни в еде, ни в заговорах, разве только одно - поцелуи, объятья, да ещё, прижавшись друг к другу нагими телами, лежать".
Филет ушёл, получив в подарок сыры и козлёнка, уже рогатого. Они же, оставшись одни и впервые тогда услышав имя Эрота, опечалились и ночью, вернувшись домой, стали сравнивать то, что слышали, с тем, что они переносят. Страдают влюблённые - и мы страдаем. Забывают о пище - мы уж давно о ней забыли. Не могут спать - это и нам сейчас терпеть приходится. Кажется им, что горят, - и нас пожирает пламя. Хотят друг друга видеть, - потому-то и мы молимся, чтобы поскорее день наступил. Пожалуй, это и есть любовь. И мы, не зная того, любим друг друга. Если это - не любовь и если не любят меня, то чего же мы тогда мучимся, чего друг к другу стремимся? Всё верно сказал Филет. Ведь это дитя из сада явилось во сне нашим отцам и приказало им, чтобы мы пасли стада. Но как его поймать? Ведь он - мал и легко убежит. А как от него убежать? У него есть крылья, и он настигнет. Надо прибегнуть за помощью к нимфам. Но ведь Пан Филету, в Амариллис влюблённому, всё же не помог. Значит, надо прибегнуть к тем лекарствам, что он указал: целоваться, обниматься и нагими вместе лежать на земле. Правда, теперь уже - холодно, но потерпим, - ведь и Филету приходилось терпеть.
Так для них эта ночь стала школой. А когда они, с наступлением дня выгнав стада на пастбища, увидели друг друга, то поцеловались и обнялись, сплетясь руками, но третье средство применить не решились. Слишком уж смелым оно показалось не только девушке, но даже козопасу.
И вновь ночь пришла, с мыслями о том, что сделано, с упрёками за то, чего не исполнили.
"Мы целовались - и без пользы. Обнимались - лучше не стало. Так, значит, лечь вместе - одно лишь лекарство от любви. Испробуем и его: верно, в нём будет что-то посильнее поцелуев".
Думая так, они видели во снах любовные ласки, поцелуи, объятья. И то, чего не выполнили днём, то ночью во сне выполняли: нагие, обняв друг друга, лежали. И всё больше подпадая под власть этого бога, с наступлением дня они вставали и гнали со свистом стада, стремясь к поцелуям. И, увидев друг друга, с улыбкой друг к другу бежали. Были тут поцелуи, а потом и объятья. Они ещё медлили лишь с третьим лекарством. Дафнис не решался сказать о нём, а Хлоя первой начать не хотела. Но случай и это им сделать помог.
Сидя возле пня дуба, прижавшись друг к другу и вкушая сладость поцелуев, они упивались наслажденьем. Были также объятья, дающие крепче устами к устам прижиматься.
И когда средь объятий Дафнис сильнее привлёк к себе Хлою, Хлоя склонилась на бок. И он склоняется следом за ней, не желая потерять её поцелуя. И в этом узнав то, что во сне им являлось, долгое время они вместе лежали, будто их кто-то связал. Но, не зная, что надо делать затем, и считая, что это - предел любовных наслаждений, они, большую часть того дня бесполезно потратив, расстались и погнали свои стада назад, проклиная ночь. И, может, немного спустя они бы совершили, что - надо, если бы вот какое смятение не постигло те края.