Дай мне руку, тьма

– Ладно, – сказал я. – Ладно.

Голова мальчика гирей приближалась ко льду, но в последний момент Джерри обхватил пальцами лодыжки ребенка.

Я бросил пистолет в слякотную песочную яму под гимнастическими снарядами.

– Теперь второй, – сказал Джерри и стал раскачивать ребенка из стороны в сторону как маятник.

– Да пошел ты, – сказал я, глядя на рискованные манипуляции с детским тельцем.

– Патрик, – сказал он и поднял брови, – похоже, ты уже вышел из оцепенения. Второй.

Я вытащил пистолет Фила, который он держал в руке, когда Джерри перерезал ему горло, и бросил его рядом со своим.

Оскар, видимо, заметил свою тень, так как она стала двигаться обратно за машину, а его ноги появились между передними и задними шинами.

– В день, когда умер мой сын, – сказал Джерри и, прижав Кэмпбела Роусона к щеке, понюхал его нежное личико, – ничто не предвещало беды. Ему было четыре года, он играл во дворе, шумел, затем... тишина. Заклинило какой-то клапан в мозгу. – Он пожал плечами. – Просто заклинило. А череп наполнился кровью. И он умер.

– Тяжелый случай.

Он одарил меня нежной, доброй улыбкой.

– Если еще раз проявишь ко мне сочувствие, Патрик, я разобью череп ребенка вдребезги. – Он нагнулся и поцеловал Кэмпбела в щечку. – Итак, мой сын был мертв. И я понял, не существует способов предсказать то, что случится, или предотвратить. Бог решил, что Брендан Глинн должен умереть сегодня. Так тому и быть.

– А ваша жена?

Джерри погладил Кэмпбела по волосам, но глаза мальчика оставались закрытыми.

– Моя жена, – сказал он. – Хм-м. Я убил ее, да. Не бог, а я. Не знаю, какие планы были у бога насчет этой женщины, но я их разрушил. У меня были планы по части жизни Брендана, но бог их развеял. Возможно, у него были планы в отношении Кары Райдер, но ему пришлось поменять их, разве нет?

– А Хардимен, – спросил я, – как он пришел к этому?

– Он рассказывал о своем детском открытии по части пчел?

– Да.

– М-м-м. Это были не пчелы. Алек любит все приукрашивать. Я был там, это были комары. На него налетела целая туча, а когда он вышел из нее, я заметил, что в его сознании произошел сдвиг. – Он улыбнулся, а в глазах у него плясали насекомые и чернело бездонное озеро. – После этого между Алеком и мной установились отношения "ученик – наставник", которые позднее преобразились в нечто куда более значительное.

– И он добровольно пошел в тюрьму, чтобы защитить вас?

Джерри пожал плечами.

– Тюрьма ничего не значит для таких, как Алек. Его свобода безгранична, Патрик. Она в его сознании. Решетки не могут сдержать ее. В тюрьме Алек более свободен, чем большинство людей за ее пределами.

– Тогда зачем наказывать Дайандру Уоррен за то, что она послала его в тюрьму?

Он ухмыльнулся.

– Она унизила Алека. При всех. Она дерзнула разобрать его по косточкам перед судом каких-то тупиц. Это было чертовски оскорбительно.

– В таком случае, – моя рука щупала мокрый от бензина снег, – все это вы с Алеком устроили, чтобы "показать" кому? Богу?

– Это, пожалуй, слишком упрощенный подход, но если этой бойкой туфтой ты собираешься кормить средства массовой информации после моей смерти, милости прошу, Патрик.

– Вы собираетесь умереть, Джерри? Когда?

– Как только ты решишь, Патрик. Ты убьешь меня. – Он наклонил голову в сторону полиции. – Либо они.

– А как с заложниками, Джерри?

– Один из них умрет. Как минимум. Ты не сможешь спасти обоих, Патрик. Выхода нет. Прими это как должное.

– Я это сделал.

Дэниэль Роусон впилась глазами в мое лицо, чтобы понять, шучу ли я, но по моему неподвижному взгляду поняла, что нет.

– Один из них умрет, – сказал Джерри. – Мы ведь договорились?

– Да.

Я повел своей левой ногой вправо и назад, затем снова вправо. Надеюсь, для Джерри это был бессмысленный жест. Для Оскара же, надеюсь, это кое-что означало. Я не мог больше бросать взгляды на машину. Мне приходилось лишь верить, что он там.

– Месяц назад, – сказал Джерри, – ты бы еще из кожи вон лез, чтобы спасти обоих. Ты ломал бы голову. Но не теперь.

– Верно. Вы хорошо научили меня, Джерри.

– Сколько жизней ты исковеркал, чтобы добраться до меня? – спросил он.

Я подумал о Джеке и Кевине. О Грейс и Мэй. И, конечно же, о Филе.

– Немало, – сказал я.

Он рассмеялся.