Милая, за ласковое письмо целую Вас (и не за письмо). Зимой я обязательно приеду. Эти фразы рядом, и пусть их соседство Вам что-нибудь скажет. —
Я начал новый роман, по форме автобиогр<афический>, босяцкий и мрачный. — Море здесь синее и нарочитое. Когда глядишь на него — ресторанная нега охватывает душу, но купаться приятно. Еще здесь рыбаки, которые целый день играют в кегли, и художники, которые делают пейзажи. Зеленых конвертов в местной лавке нет, но это не отражается на моих чувствах.
Что Вы делаете? Не влюбились ли в кого-нибудь? (Буду ревновать <1 слово нрзб>). Ваши письма стали короче и если не суше, то строже. Причины? Что Вы делаете? Пишите больше о себе. И дайте Ваши губы.
Статьи обо мне, которые попадутся Вам, присылайте, пожалуйста.
Дошел ли до Вас «Рвач»?
Впервые. Подлинник — собрание составителя.
<Из Лаванду в Москву,> 2 сентября <1925>
Дорогой Владимир Германович, два Ваших письма получил (также китайскую грамоту и Ваше — к Вишняку). Спасибо за все.
Мои дела на редкость плохи. Дело в том, что мы приехали сюда призаняв и без наличных, надеясь получить из России. Прошло уже 4 недели. Счет дошел до 1500, и мы живем лишь благодаря тому, что хозяйка, видимо, человек, любящий риск. Но кто знает насколько?..
Я не получил ни денег от «30 дней», ни денег от «Огонька». Выслали ли они? Когда? Через какой банк? Деньги до сих пор никогда не пропадали, и потому я полон сомнений. Пожалуйста, выясните это дело.
Мне необходимо до 20-го получить сюда 400 рублей. Если «30 дн<ей>» и «Огонек» выслали — 300. Без Ваших 50, которые, Вы пишете, что шлете, — 250. Спасая еще раз меня, вырвите эту сумму у издателя.
Вы пишете, что за «Кафэ» предлагают по 125 с листа за 6000. Это мало разнится от того, что я писал Вам. Если можно, выторгуйте еще 10 р. с листа за лишнюю тысячу <тиража>. Если никак нельзя, отдайте за 125, но при непременном условии единовременной и немедленной расплаты. Что это за и<здательст>во?
Как с «Рвачом»? Нельзя ли провести его через советское, а не частное и<здательст>во?
Китайцу отвечу.
Письмо Вишняку переслал. Шведу пишу о ваших книгах.
Я прочел «Норд»[1105]
с большой радостью за Вас. Некоторые вещи очень сильны. Что Вы пишете теперь?Я не получил «Жанны». Очень прошу заставить издателя выслать мне авторские экз.!
Жду вестей и денег, замирая (как я изучил походку почтальона).
Все приветы Вам от Люб<ови> Мих<айловны> и меня.
Если банки не примут переводов сюда, пошлите на парижский адрес, а мне телеграфируйте лишь, на какой парижский банк они высланы.
Телеграфный адрес сюда 2 слова — фамилия и Le Lavandou.
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 6/9 <1925>
Дорогой Владимир Германович, ни от кого денег я до сих пор не получил и впал в предельную нищету — даже на телеграмму денег нет. Жду от Вас спасения! Когда вышлете деньги, телеграфируйте мне, пожалуйста, одновременно на какой банк. В газете парижской видел объявление о двух книгах — «Жанне» и «Акц<ионерном> О<бщест>ве». Значит, с последней удалось? Почему я не получил авторских экз. «Жанны»? Они мне очень нужны. Надеюсь, что Вам удалось запродать «Кафэ». Как виды на «Рвача»? Шведу о Ваших книгах я написал. Издатель — это не Бернштейн (мне пишут о нем очень худое)? Выручайте, дорогой Влад<имир> Герм<анович>! Здесь глушь, скалы и скаредная хозяйка.
Впервые.
<Из Лаванду в Ленинград,> 9/9 <1925>
Дорогая моя, что делать? Я действительно сызмальства предан невинным мещанским радостям. Кроме фотографии могу указать тебе хорошую кухню, посещения кондитерских, также дружескую переписку. Если б ты была менее независима в суждениях, то была бы много лучше. Я не требую подарка. Но изредка письма мне — вместо еретических безумств с пожарным и стихийных восторгов перед матерью-природой в Луге, среди лужан, древлян, кривичей и прочего — что ты думаешь об этом? Ей-ей, было бы лучше выражать свою катастрофическую индивидуальность в ином, но не в полугодичных паузах между письмами.
Далее, почему Мишка[1106]
Аблеухов[1107]? С таким же правом ты могла бы объявить его Карамазовым, Онегиным, Брутом, пророком Осием и пр. пр. Жду твоих детальных суждений об этой книге, то есть и о способностях молодого (мне всего 34 года!) естествоиспытателя, зоолога, что ли, и о стилистических навыках. Дело в том, что мне противен теперь язык моих первых романов из-за его легкости и удобочитаемости. Я вошел в возраст одышки и придаточных предложений.Боюсь, что «Рвач» не пройдет у вас. Как тебе кажется? Покажи твой экз<емпляр> литературной публике и напиши мне нелицеприятное суждение ее. Я очень изолирован, и это не всегда приятно.
Вполне кстати, у меня — ностальгия. Возможно, зимой я поеду в Россию.