Находясь сейчас в провансальской Луге, я поручений твоих исполнить не могу. Но через 2 недели я возвращаюсь в Париж. Итальянца[1108]
постараюсь найти. Подходящий роман найти еще труднее, ибо — вопрос Пилата — «что подходяще?». У меня нет критерия. Если б я мог посоветоваться хотя бы… с Мариеттой Шагинян (эта все знает!).Почему ты не присылаешь мне новых стихов?
Я начал роман (еще один) «автобиографический» (или псевдо): Париж, босячество, скука и т. д. Некто гр. Терещенко (кажется, ваш, ленинградский) заработает. Я вряд ли.
Еще раз кстати (и весьма): если ты сможешь выцарапать для меня деньги — с «Кафэ» или еще как-нибудь, сделай это Хурениты ради. Я впал в «черную бедность». Живу скандинавскими переводами и аскетической фантазией. Остальное — консьержку, счета прачек и пр. — будь поэтом — добавь сама.
О величии «Европейской гостиницы»[1109]
напоминают только эмигрантские спины. Что делает великая русская литература? «Розанов»[1110] мне никак не понравился. Леонов[1111] тоже. Я хочу Гоголя и еще хороших репортеров.Не забывай меня и пиши. Пиши теперь в Париж на старый адрес: 64, av. du Maine.
Целую мудро и всеотпускающе,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С 257–258. Подлинник — РЫБ ОР.
<Из Лаванду в Москву,> 14-го сентября <1925>
Дорогой Владимир Германович,
не удивляйтесь, что у меня вдруг стал такой разборчивый почерк. Это не старческое перерождение, а результат летней идиллии: я поранил себе глаз, и пишет Вам под диктовку моя дочка, которая хотя и с увлечением читает «Норд», но в грамоте не очень сильна. Дела мои весьма печальны. Только теперь я получил деньги от «30 дней» и «Огонька», что меня как-никак устраивает. Вся надежда на Вас, т. е. на «Рвача» и «Кафэ». Деньги шлите мне в Париж, на старый адрес: 64, avenue du Maine. Работу пришлось из-за глаза прервать, не знаю насколько. Лежу в темной комнате и мечтаю, кто заплатит хозяйке по счету. Пишите. Еще просьба: заставьте издателя выслать мне наконец авторские экземпляры «Жанны».
Ваш сердечно
Впервые.
<Из Лаванду в Москву,> 21 сентября <1925>
Дорогой Владимир Германович!
Письмо Ваше получил, и мой единственный глаз готов закрыться от отчаяния. Скажите: Кэ фэр? Фэр то кэ?[1113]
О моих делах можете судить по следующему: в течение двух последних месяцев я получил всего 75 долл. Так очень легко погибнуть. Насчет «Рвача» и «Кафэ» я ничего путного сказать Вам не могу. Поступайте как найдете лучше.
Деньги мне необходимы, и поэтому, очевидно, придется «Кафэ» продать невыгодно. Кому и как — Вам виднее. Обеспечьте, во всяком случае, точность и срочность выплаты. Каковы виды на «Рвача» и как относятся к этой книге соответствующие круги? Расквитался ли издатель за «Жанну»? Я получил, как Вам писал уж, деньги от «30 дней» и «Огонька» (по 25 долл.). 25 долл., о высылке которых Вы писали, я не получил. Что касается книг, то я получил издание «Огонька» и «Норд» (Спасибо! Очень мне нравится!) Экземпляров «Жанны» я не получил, а они мне очень нужны.
Как только смогу писать, напишу вам обстоятельней. Глаз мой бездействует и начало романа пылится на столе.
Дорогой Владимир Германович! Кончила мои секретарские обязанности и я собственноручно шлю Вам самый замечательный привет.
Я очень надеялась повидать Вас весной в Париже и очень, очень огорчалась всем «визным» неудачам. «Норд» — прекрасная книга. Спасибо за то, что прислали.
На днях мы переезжаем. Наш адрес:
64, Av. du Maine. Paris 14.
Впервые.
<Из Лаванду в Париж,> 21 сентября <1925>
Уважаемый т. Полонский,
Якобсон[1115]
пишет, что Вы спрашивали у него мой адрес. Сообщаю Вам таковой. Рад буду увидеться с Вами.Впервые — Х2, 117. Подлинник — РГАЛИ. Ф.1328. Оп.1. Ед.хр.379. Л.4.
<Париж,> 29 сентября 1925 г.
Уважаемый гражданин редактор!
В газете «Дни» напечатана статья «Вместо рецензии»[1116]
. Отвечая обычно молчанием на газетные инсинуации, я считаю необходимым теперь высказаться, так как указанная статья подписана русским поэтом Владиславом Ходасевичем.Прочитав — очевидно, весьма старательно — мой роман «Рвач», Ходасевич нашел в нем опечатку: на странице такой-то один из третьестепенных героев романа сахарозаводчик Гумилов набран «Гумилев». В.Ходасевич заявляет, что эта опечатка «намеренная» и сделана она для оскорбления памяти поэта Гумилева[1117]
.