Я не знаю, бывают ли намеренные опечатки, но намеренная неправда — прием достаточно распространенный. Обидно только узнать, что к нему прибегает подлинный поэт. Вздорность обвинения, разумеется, ясна и самому Ходасевичу. В берлинском журнале «Русская книга», в котором, насколько мне помнится, сотрудничал и В.Ходасевич, была помещена моя статья, где, восставая против травли советских писателей эмигрантской прессой, я в то же время ясно и без обиняков высказывал мое отношение к трагической гибели Н.С.Гумилева. Думается, что заподозрить человека в столь глупой и трусливой подлости, каковой явилось бы оскорбление памяти покойного поэта путем опечатки, может только человек, чуждый и благородству и чести.
Впервые — Парижский вестник, 1925, 2 октября. Местонахождение подлинника неизвестно.
<Из Парижа в Москву,> 1 октября <1925>
Дорогой Владимир Германович,
весьма мелодраматически я перекочевал в Париж. Долги, разумеется, при этом возросли. Добрые люди проводят бессонные ночи. А моя полуслепота придает всему диккенсовский характер. Впрочем, на днях приедет в Москву <из Парижа> Тих<он> И<ванович Сорокин> — он Вам все изобразит.
Глаз мой заживает туго и нехотя. Недавно вновь в микроскоп нашли остатки злополучного шипа и глаз скребли. Пока что я неработоспособен, валяюсь дома и еле-еле стучу Вам это послание[1118]
.Что с «Рвачом»? Членов еще здесь.
Что с «Кафэ»?
Запустение мое велико.
Посылаю Вам статью Ходасевича, напечат<анную> в газете «Дни» и мой ответ в «Парижск<ом> Вестнике». Если это мыслимо, огласите сие. Вот Вам туземные нравы.
Пишите. Ваш сердечно
Да, не забудьте, пожалуйста, похлопотать о присылке экз. Жанны.
64, av. du Maine
Впервые (с купюрами) — Х2, 120–121.
<Из Парижа в Ленинград,> 5/10 <1925>
64, av. du Maine
Paris 14-е
Дорогая! Stella mia! Idolo! etc.[1119]
Почерк мой, наверное, еще ухудшится. Со мной стряслась беда. Сегодня первый день, как взял стило в руки — после месячного перерыва. И то буду краток поневоле. Резвясь на пустынном острове Левант (у которого, вероятно, свои счеты с русской литературой, т. к. возле его берегов утонул сын Герцена), я пронзил шипом кустарника глаз. Болел очень сильно и мучительно — каждую неделю ранку скребли, находя в ней новые сучки (те, что мы видим в глазу ближнего). Теперь все заживает. Но вижу я им еще плохо. Исхудал вовсе, ослабел и в дымчатых очках пугаю даже монпарнасцев. Вот тебе история моих каникул.
Начатый роман пришлось отложить на время.
Не знаю, что страшнее — безделье или безденежье!
Очень огорчительно, что «Рвач» тебе не понравился. Если эта книга и впрямь плохая, то значит, что я долго ничего путного написать не смогу, ибо я ее неудачи не чувствую. Мне она кажется весьма романтической, напр<имер>, но романтизм этот новый, механический, т. е. заводной.
Напиши мне, пожалуйста, что говорят об этой книге 1) писатели, 2) сферы. Думаешь ли ты, что она выйдет в России?
Здесь Ходасевич написал о ней неслыханную пакость: он нашел опечатку — вместо Гумилов (произношу ГумИлов) где-то набрано Гумилев — и заявил, что это опечатка намеренная, чтоб оскорбить, выслужиться и т. д. Т. к. это ваш питерский продукт — сообщаю к сведению. Он же написал достаточно гнусную статью о Шагинян («Мемуары»)[1120]
.Я очень хотел бы съездить в Россию, но не знаю, удастся ли — из-за денег. Я весь в долгах и без перспектив. Живу премерзко.
Если попадется заработок для меня, — пожалуйста, устрой статьи, печатание беллетристики, корреспонденции и т. п.
Поручения твои, как только поправлюсь, выполню.
Не забывай!
Целую,
Впервые — ВЛ. 2000. № 2. С. 258–259. Подлинник — собрание публикатора.
<Из Парижа в Москву,> 10/10 <1925>
Дорогой Владимир Германович,
положение мое беспросветное — никто больше в долг не дает. И все отсюда вытекающее.
Что с «Рвачом»? Что с «Кафэ»?
Ради бога, устройте что-нибудь.
Вчера я беседовал с Членовым. Если его предисловие может спасти «Рвача», он согласен таковое написать. Но для какого и<здательст>ва?
Заставьте издателя «Новеллы» выслать мне экземпляры «Жанны» и «Трубок» — мне это необходимо, для того чтобы устроить переводы.
Пишите!
Душевно Ваш
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 15/10 <1925>
Дорогой Владимир Герм<анович>,
Стендер (швед) пишет:
«Книги Лидина мною получены (без письма), и я очень надеюсь их перевести: он меня очаровал».
Спишитесь с ним.
Я быстро и верно гибну. Неужели не удалось Вам до сих пор продать «Кафэ»? «Рвач»? Я спрашивал Вас о Членове. Ради-ради, выручите!
25 долл., о высылке которых Вы писали, я тоже не получил. Все приветы.
Впервые.
<Из Парижа в Москву,> 17/10 <1925>
Уважаемый товарищ Полонский, к сожалению, не удалось с Вами повидаться, — как раз когда были Вы в Париже, я был на юге Франции.