Ох, если бы терзания Артура закончились лишь выбором одежды! Так нет же, на перемене перед вторым уроком — на первый он безнадежно опоздал — Керкленд столкнулся со Скоттом. Тот никогда не упускал возможности подколоть Артура, поэтому обделить вниманием радужные пуговки на дурацкой рубашке, конечно, тоже не смог. Артур честно постарался сдерживаться, отвечая тихо и практически беззлобно, но Скотт, не встретив никакого сопротивления, решил идти до конца и в самых нецензурных выражениях отозвался о нашивке. Когда и это не возымело должного эффекта, он переключился на излюбленную волну: отношения Артура и Франциска. И если комментарии по поводу своей внешности Артур еще хоть как-то мог терпеть, пока они не касались бровей, то лестные отзывы о своей ориентации и о любимом человеке слышать вообще от кого-либо, а от Скотта в особенности, никак не желал. В завязавшейся драке он получил сильный удар по ребрам, пару пинков в живот, а сам оставил брату в отместку прекраснейший синяк на скуле. Ну и как логическое завершение столь фееричного действа их обоих в очередной раз вызвали на ковер к директору. Отчитали ребят неслабо, снова приказав явиться после уроков для проведения воспитательной беседы.
К счастью и великому облегчению Артура, на уроках не произошло ничего сверхъестественного: его, как обычно, пытал Гилберт, потому что в их классе было мало англоговорящих, на математике он сидел тихо, стараясь не высовываться из-за несделанной домашней работы, да и на остальных уроках пытался спрятаться за учебником — отсюда и полное отсутствие оценок за день. Он уже начал надеяться, что утренние неудачи были лишь предупредительными выстрелами ко дню, например, завтрашнему, да только разговор в кабинете учителя Нольде, едва вновь не вылившийся в драку, заставил Артура разочароваться в своих силах. Хотя лишнее напоминание о том, что в этом году Скотт покинет «Кагами», сильно стимулировало чувство удовлетворенности. Воспитательная беседа с дракой, по обыкновению своему, затянулась больше, чем на полтора часа, и этим окончательно выбила отчаявшегося уже попасть на встречу драмкружка Артура из колеи. Он лишь обреченно сидел на диванчике напротив администратора и своевременно кивал, избегая смотреть на Скотта. Когда этот ужас, наконец, закончился, «переосмысливший» свое поведение Керкленд бегом помчался в зал, где его должны были давным-давно объявить пропавшим без вести.
После всего, случившегося с ним в этот пренеприятнейший понедельник, он был не просто раздражен, как обычно, он был на взводе, готов был рвать и метать, раскатывать по стенке и сгибать в бараний рог. Раздражение, выраженное плотно поджатыми тонкими губами и сведенными вместе на переносице густыми бровями, стремительно росло с каждым шагом на пути к цели, ибо звуки, доносящиеся оттуда, яснее всяких слов говорили: его труппа погорелого театра снова занимается тем, что не занимается ничем. Было ли это удивительным? Конечно, нет — занимались они этим уже добрых две недели с самого начала сборов в новом учебном году, независимо от того, пытался ли их призвать к началу нового проекта Артур, или оставлял все на попечение судьбе. Судьба, очевидно, тоже была той еще лентяйкой и ничуть не заботилась о том, что драмкружок будет демонстрировать выпускникам.
— Вижу, вы заняты подбором новой пьесы? — как можно более безразличным тоном поинтересовался Артур, скептически оглядывая сгрудившихся вокруг стола ребят, которые, судя по спрятанным в различные ненадежные места картам, снова играли в «Мафию».
— Ого, Арти, ты вовремя! Мы только начали, так что ты можешь…
— Кажется, я просил называть меня Артур, — уколов взглядом радостно замахавшего ему руками со своего места Джонса, Керкленд подошел к ребятам, хмуро оглядывая устроенный на столе бардак. — Осталось не так много времени до выпускного, и хоть я и не горю желанием ставить для них пьесу, просьба директора равносильна приказу свыше. Если в этот раз все будет так же сыро, нам вполне могут урезать финансирование.
— Хочешь сказать, новогодний спектакль был плох? — возмутился Хенрик.
— Не делай вид, будто услышал об этом в первый раз, Хансен, — огрызнулся Артур, внимательно вглядываясь в лица наконец обративших на него внимание актеров. — Звуковая дорожка — полный провал, и это камень в твой огород, Тони. Я не говорю уже о том, что кто-то изрядно переигрывал, — выразительный взгляд на Франциска, — у кого-то от волнения дрожал голос, — мрачная улыбка в сторону Ловино, — а кто-то вообще изволил потерять дар речи за три дня до выступления и поставить под угрозу всех нас! — полный скептической неприязни жест рукой в сторону резко притихшего Альфреда. — И это — больше чем за полгода работы. Сейчас у нас на все про все два месяца. То есть у нас было два месяца вначале года, и часть из них мы благополучно про… сидели.
— Все-таки хорошо, что в школе для мальчиков не устраивают ничего особенного ко дню святого Валентина, иначе мы были бы уже мертвы, — оптимистично пробормотал Мэттью, но ребята предпочли его не услышать.