Это, в сущности, — немного.
Это, в общем-то, — пустяк.
Невеликая награда.
Невысокий пьедестал.
Человеку мало надо.
Лишь бы дома кто-то ждал».^1
Всего лишь мечта о свободе и люди, которым я небезразличен. Кажется, что в соединении этих двух сил кроется все счастье этого мира. И пожалуй, мир никогда не бывает так прекрасен, как после пасты на ужин, приготовленной любимым братиком.
Но ни пасты, ни братика не было бы, не будь у меня моей мастерской. Наверное, грубо называть ее моей, ведь это помещение клуба рисования, но я все равно чувствую себя безраздельным хозяином этого места, его властелином и узником.
Сегодня я чувствую себя особенно подавленным. Наедине с собой я часто печалюсь, волнуюсь о чем-то совсем не важном, мне не кажется, что кому-то есть дело до мыслей, которые постигают меня в этот момент. Ведь никому не интересен унылый и вечно чем-то огорченный человек. Улыбка все-таки прекрасное изобретение и страшное оружие против самого себя.
Я все так же улыбался Ловино, а его дорогой Тони разглядывал меня своими хитрыми малахитовыми глазами. Да-да, вчера он все-таки притащил его к нам, чтобы убедить меня, какой его Каррьедо классный. Я, как девчонка, вспылил и, не дождавшись, пока они закончат с ужином, ушел к соседям — играть в приставку. Ложь, ложь, ложь. Хотя братик тоже хорош — вместо слов извинения я, решив вернуться и остановившись перед нашей дверью, услышал весьма говорящие приглушенные стоны. Ничего не оставалось, кроме как просидеть полночи на кухне в компании пиццы и кофе, а потом забыться поверхностным сном на узком и жестком диванчике. А сегодня я пришел в мастерскую, в порыве гнева порвал два вполне неплохих эскиза, скинул на пол весь инвентарь, заполнивший стол, и бессильно бил стену, сшибая кулаки в кровь и вытирая ими предательски выступившие на глазах слезы.
Интересно, Ловино хоть иногда воспринимает меня серьезно? Все эти «братик», «любимый», поцелуи на ночь, мягкие до слез прикосновения теплых ладоней перед сном…
Чего он добивается?
О чем думает?
Он хоть понимает, как это может быть больно? Больно физически, больно в душе, как будто весь воздух вмиг пропитывается кроваво-красной болью, алой пеленой застилая глаза!
Он понимает, что я действительно всем сердцем его люблю?
Понимает, что я за него отдам все, что у меня есть? Эту чертову мастерскую, такую тесную, будто стены ее сжимаются вокруг меня, этих добродушных простачков из драмкружка, которых я называю друзьями, эту проклятую свободу, каждый миг ощущения которой дарит мне силы творить, эту пустую жизнь, в которой есть место лишь ему одному, этот дивный, дивный, прекрасный в своем безобразии мир!..
Что бы ни случилось, я никогда не забуду его и свою любовь к нему. Наверное, и я надеюсь на это, когда-нибудь появится на горизонте моя единственная, которой я буду посвящать картины, которая подарит мне тихое и теплое счастье, маленьким комочком пульсирующее под ее сердцем. Но разве смогу я больше не любить его так, как люблю? Разве смогу я полюбить ее сильнее? Возможно, как говорит дедушка, я еще слишком мал, чтобы рассуждать о чувствах и испытывать что-то настоящее. Скорее всего, так и есть, и моя любовь к брату — не более чем пустая страсть, которая сожжет мою душу дотла, чтобы потом искренние и непорочные чувства настоящим светом любви возродили ее из пепла. Но как же не хочется в это верить.
Я настоящий. Слышите? И чувства мои тоже настоящие. Настоящие. Настоящие!
Я взял в сбитые руки банку с голубой краской. Зачем в нашей мастерской хранятся малярные краски и даже баллончики, я не знаю. Предполагалось наличие всевозможных художественных направлений в клубе, но нас было слишком мало и все тяготели к классике. Среди груды инвентаря, что валялся теперь вокруг стола, я отыскал большую малярную кисть. То что надо.
Я художник. Это то, что я умею, что я хочу делать. Без этого я перестану быть собой. Оторвёте мне руки — и я научусь писать картины ногами, отрежете и их — возьму кисть в зубы, а там уж останется только оторвать мне голову. Но и на том свете я найду возможность рисовать. Я не храбрец, но мое увлечение — лучик света в темном царстве моей жизни, и за него я буду бороться до самого конца.
Знаете, так тошно, когда все вроде бы должно быть хорошо, когда ты рядом со своей семьей, когда окружен любящими друзьями, когда занимаешься делом своей мечты, но на самом деле не испытываешь никаких положительных эмоций. Разве такое вообще возможно?
Почему один человек в какой-то миг становится важнее всего остального мира?
Почему одна неудача разрывает на кусочки все тепло и счастье, что еще как-то теплилось в груди?