Daigaku-kagami (СИ)

Но Артур не мог. Движение времени не зависит от желаний отдельного человека, и вчерашние нескладные подростки через пару лет превращаются в юношей, а потом и в мужчин. Все меняется, и Артур знал, что это не плохо, нет, наоборот, перемены — это прекрасно, это то, что делает жизнь, вот только иногда от этого становилось слишком горько. Он не мог повернуть время вспять, он не мог остановить его неумолимый бег, но он мог оставаться здесь и сейчас, создать хрупкую иллюзию, словно ничего не изменится завтра, и этим Артур и воспользовался.

Он пробыл в зале еще какое-то время, зачитал со сцены свою роль так, словно от этого зависела его жизнь, сыграл что-то незамысловатое на гитаре, которая так и осталась у драмкружка после выпуска Тони, а потом задернул кулисы, выключил свет и закрыл за собой дверь. Сердце в груди ухнуло отчаянно, заныло, и Артур зажмурился и закусил губу. Нужно было уходить.

Заснул он только глубокой ночью, приняв горячий душ и подготовив костюм на завтрашнюю церемонию, а уже через несколько часов зазвонил будильник. Артур с трудом заставил себя разлепить глаза и трижды пожалел, что не отпустил всех часов в семь вчера — ну и что, что ничего не было готово? Они бы успели отрепетировать сегодня на генеральной, или, может, выступили бы не так хорошо, зато Артур бы выспался, а не лежал мертвым телом, всеми силами уговаривая себя подняться. Это был краткий миг слабости — на самом деле Артур был уверен, что уж его-то пьеса должна быть поставлена идеально, даже если ради этого ему придется не спать десять ночей подряд, но утро после бессонной ночи — это то время, когда можно позволить себе побыть немного принцессой.

Генеральная репетиция и подготовка к ней в школьном зале были назначены на восемь утра. Первые полтора часа директор Кассий выделил лично для драмкружка, остальные три — для общей репетиции всего концерта. Задерживаться было нельзя, выпускная церемония начиналась в три часа дня, а всевозможные гости — родители, друзья, члены попечительского совета и некоторые важные лица, которых Гай решил пригласить, — прибывали и того раньше. Поэтому Артур тяжело вздохнул и заставил себя сесть. Устало протирая глаза, он зевнул, потянулся и выбрался из постели. Последний день в «Кагами» начался.

Время пролетело незаметно. Вот они репетируют, и Артур даже не срывает голос на криках, потому что выходит действительно сносно — или просто он слишком мягко относится к ошибкам из-за того, что не выспался? — вот «открывают» церемонию на общей репетиции, чтобы Родерих и остальные ребята были спокойны и знали, когда им лучше начать подготовку к своим номерам. А вот — Артур сломя голову несется в общежитие, чтобы быстро принять душ, съесть что-то кроме кофе, с трудом залитого с утра в желудок, и надеть свой нелепый парадный костюм.

Когда он успел сесть на свое место рядом с почти уже бывшими одноклассниками? Когда шум чужих голосов и чей-то бестолковый треп сменились звенящей тишиной?

На сцене пока никого не было — только стояла одинокая стойка с микрофоном, за которой директор Кассий скоро будет вручать им дипломы и провожать во взрослую жизнь, а за кулисами топтались и тихо переговаривались о чем-то ребята из хора. Тонкая, звонкая мелодия разрезала тишину. Это из-за нее все замолчали: ученики «Кагами» безошибочно узнали мелодию гимна школы, а остальные взяли с них пример. Хор — десять человек в одинаковых белоснежных рубашках с пышными черными бантами на шее — вышел на сцену, и Артур задержал дыхание. Ребята рядом с ним начали подниматься с мест, нескладно и нестройно, но от чистого сердца. Это не было прописано в правилах — выпускникам стоять во время исполнения гимна, — но было доброй традицией, которой придерживался каждый выпускной класс. Артур поднялся тоже.

Ровные голоса — где-то резкие, где-то высокие, звенящие натянутым напряжением, пропитанные страхом, волнением и бесконечным уважением — больно царапали по сердцу. Такой эффект был у гимна всегда, но только оказавшись на месте выпускника лично, Артур понял, почему вдруг взрослые уже юноши начинали дышать глубже и отводили глаза. Когда грянул в последний раз припев, пели уже все.

— А на этой торжественной ноте объявляю выпускную церемонию открытой! — никто и не заметил, как Гай встал за свою стойку.

Он был в новеньком костюме, гладко выбрит и аккуратно причесан. Непослушные прядки, обычно свободно торчащие во все стороны, сейчас словно боялись лишний раз высовываться и только несколько самых упорных по-прежнему топорщились. У директора были влажные глаза, но Артур не знал, это из-за яркого освещения или из-за чувств, которые испытывал Гай. Хотя… он знал.