ДайсМен или человек жребия

Тем не менее мы с Линдой начали совместную дайс-жизнь и стали первой полной дайс-парой в истории. Она знала, что зашла со своим «настоящим я» в тупик, и ей нравилось пробовать выражать многообразие своих других «я». Беспорядочность в сексуальных и социальных связях хорошо подготовила ее к дайс-жизни; она раскрепостила ее в области, которая часто блокирует всю жизненную систему. С другой стороны, она целиком подавляла свою духовную сторону: молиться в моем присутствии ей было так же стыдно, как большинству других людей исполнять soixante-neuf у ограды алтаря. Но она могла это делать (и другое, вероятно, тоже). Она молилась.

Я был с ней нежным и теплым, и — когда так решал Жребий — обращался с ней как с дешевой потаскухой, используя ее тело для удовлетворения самых извращенных желаний, которые прихоть могла измыслить, а Случай выбрать. Я настаивал, чтобы ее реакции на мою нежность и на мой садизм определялись Жребием — откликаться ли ей на мою нежную любовь стервозным «я» или милым, дарящим «я», быть ли ей резкой, циничной шлюхой, частично получавшей удовольствие от моих сексуальных унижений, или цветком, полностью раздавленным жестокостью.

Она следовала приказам Жребия с глубокой фанатичностью новообращенного в любую религию. Мы вместе молились, писали стихи и молитвы, обсуждали дайс-терапию и вели свои всё более случайные жизни. Она хотела отказаться от сексуального промискуитета, но я настаивал, что он часть ее — и потому должен иметь шанс быть выраженным. Однажды вечером Жребий велел ей пойти на улицу, подцепить мужчину и привести его домой, и она сделала это, и Жребий приказал мне присоединиться, и мы с ним усердно работали над ней два часа. На следующее утро я бросил кубик, чтобы узнать, как мне с ней обращаться, и Жребий сказал «грубо», но ей он велел «не переживать из-за прошлой ночи» и «любить меня», как бы я себя ни вел; так она и поступила.

Осенью кубики дали нам задание внедриться в многочисленные группы психотерапии[136] в Нью-Йорке. Мы пытались познакомить некоторых членов этих групп с дайс-жизнъю. В разных группах психотерапии или на тренингах восприимчивости[137] мы были разными людьми, временами изображая пару, временами чужих.

Один эпизод мне запомнился особенно: марафон выходного дня, устроенный в конце октября Файерайлендским[138] центром развития восприимчивости Общества ресурсов групповой терапии.

Как и в большинстве психотерапевтических организаций, в ФАЦРВ богатые в будущем (терапевты) оказывали первую психологическую помощь уже богатым (пациентам). Дюжина участвовавших в этом марафоне людей были типичными американцами: редактор журнала, дизайнер одежды, два руководящих сотрудника корпораций, адвокат по налогам, три обеспеченных домохозяйки, один биржевой маклер, свободный писатель, второстепенная телеведущая и сумасшедший психиатр. Всего семь мужчин и пять женщин, плюс нужно добавить двоих молодых хиппи: они находились там бесплатно как дополнительный аттракцион для клиентов, платящих двести долларов за уик-энд. Я был одним из двоих руководящих сотрудников корпораций, а Лил[139] — обеспеченной домохозяйкой (разведенной). Группой руководили Скотт (невысокий, стройный, спортивный) и Мария (высокая, гибкая, воздушная), оба они были высококвалифицированными психотерапевтами. Основным местом встречи была огромная гостиная огромного викторианского дома на берегу океана под Квоквамом на Файер-Айленде.

В пятницу вечером и весь день в субботу мы разминались, чтобы лучше узнать друг друга: поиграли в «бросай-лови» с девочкой-хиппи; перетягивали канат; смотрели друг другу в глаза как продавцы подержанных автомобилей; совершили символическое групповое изнасилование женщины, которая разразилась слезами, первой дав выход своим чувствам; хорошенько взбодрились, полчаса обзывая друг друга мудаками и чле-нососами; поиграли в «музыкальные стулья», причем половина группы садилась на стулья, а другая половина была стульями; сыграли в игру «встречайте гостя» с второстепенной телеведущей, по очереди выясняя, кто был ей больше всего неприятен; играли в толстокожего слепого, причем слепыми были все — кроме Марии, которая хрипло шептала рядом: «ПОЧУВСТВУЙ его по-настоящему, Джоан, положи на него свои РУКИ».

К вечеру субботы мы выбились из сил, но чувствовали, что очень сблизились друг с другом и так расслабились, что могли публично заниматься с незнакомцами тем, чем раньше занимались с друзьями и только приватно: а именно тискать друг друга и обзываться мудаками и членососами. Самые причудливые игры приятно напоминали мне скучный день в Жребий-центре, но всякий раз, когда я начинал расслабляться и получать удовольствие от какого-то ломающего стереотип события, один из наших руководителей принимался вытягивать из нас честные рассказы о наших чувствах, и начинался поток клише.