Дайте точку опоры

И неожиданно для всех, и для самого себя, Князев перемахнул невысокий, от времени и слякоти расползшийся бруствер, выпрямился в рост, зашагал от окопов по полю с полегшей черной картофельной ботвой.

— Назад! Ложись! — хрипло прокричал капитан Кандурин. — Савчук! За мной!

Оглянувшись, Князев увидел испуганные лица полковника из штабарма и начподива, увидел и бросившегося на бруствер капитана. И тотчас где-то вдалеке, словно прокрутили дважды ржавую мясорубку, глухо проскрежетало, и зловещий переливистый вой пронизал низкое сумеречно-серое небо. И сразу — оглушительный взрыв, от которого, кажется, лопнули в ушах перепонки, толчок, удар о землю, падение куда-то вниз…

Яков Александрович трудно, в дыму и гари, не ведая, где он, поднялся, плечо и бедро ныли от боли.

Он увидел: знакомый солдатик лежал навзничь, разбросав руки и ноги, будто бежал и со всего маху бросился на землю, и теперь смотрел в дымное небо… Угол жесткой, мокрой накидки закрыл часть лица, и вся она была изорвана. Капитан, поднимаясь с земли, отплевывался, хрипло ругался:

— Сволочь!.. Баба… Убить мало!

К Князеву по ходу сообщения торопливо подходили генерал Василин и, кажется, комдив, полковник из штабарма, начподив и кто-то еще, кого Князев не знал.

Комдив выскочил из хода сообщения, шагнул к капитану:

— Что случилось, Кандурин?

— Вон… пристрелить мало! — крикнул капитан в сторону Князева и, пошатываясь, пошел к окопам.

Василин с брезгливой насмешливостью смотрел на перепачканного, бледного Князева.

И то ли от смрадной толовой гари, петлей перехватившей горло, то ли от увиденной крови, хлеставшей из культи капитана, Князеву вдруг муторно икнулось, словно кто-то поддал по животу. Уже не боясь ничего, только отметив презрительную ухмылку Василина, его смешок: «Газетчик, ха-ха!», Яков Александрович успел отбежать за поворот хода сообщения, и желудок вывернуло наизнанку…

Сейчас, на миг высветив в памяти эту давнюю историю, он вспомнил вскользь и то, что тогда не обошлось «без акций» — сняли звездочку, понизили в должности… Но время и лечит, и притушивает пеплом давности — все забывается, прощается. Забыли, простили и ему. И уже без видимой связи, с довольной ухмылкой подумал, как легко, без особых усилий, он «дожал» теперь генерала. Серые глаза Князева стали жестче. Негромко, но твердо сказал, глядя на телефон:

— Не те времена! Да, не те, дорогой Василин… — Яков Александрович оборвал мысль, побарабанил пальцами по зеленому сукну стола. «Впрочем, и так неплохо! — уже мысленно обратился он к Василину, — забудешь ли, не знаю, но далеко упрячешь в памяти, перестанешь смотреть, точно удав на жертву!»

И, окончательно успокоившись, Князев дотянулся до внутреннего аппарата, решительно снял трубку, набрал номер:

— Петр Григорьевич!.. А Константин Иванович на месте?.. Придется ему выполнить одну миссию. Генералу Василину советы понадобились. Пусть зайдет ко мне!

3

Выйдя из вестибюля станции метро, Костя решил не садиться в автобус, а пройти пешком до массивного здания Министерства обороны — до него было не больше километра. На улице, изрытой канавами, между буграми песочно-глинистой земли громоздились кладки кирпича, тянулись цепочки труб разных диаметров — от огромных, словно колодезные срубы, до тонких водопроводных.

Вдоль улицы, в глубине, старые халупы тесно лепились друг к другу, тускло отсвечивая кривыми оконцами. Домишки, покосившиеся, с худыми крышами, зияли трещинами разломов. И только один массивный дом возвышался над всем этим — Коськин еще издалека увидел его. У дома уже выстроились недавно высаженные поджарые липки. Натужно, с металлическим звоном рокотали дизелями два экскаватора; с крыш решетчатых голубятен взмывали в воздух стаи разномастных голубей — они носились над домишками вдоль свинцово-недвижной реки, мелькали пестрыми точками на той стороне, над темными голыми деревьями пустующего, печально-тихого парка, терявшегося в дымке.