Далече от брегов Невы

Открыто сходились они в огромной гостиной, где царила нарядная, любезная Аглая Антоновна, и в комнатах Василия Львовича. «Все вечера мы проводили на половине у Василия Львовича, — рассказывал Якушкин, — и вечерние беседы наши для всех для нас были очень занимательны».

Якушкин привёз поразившую всех новость: совсем недавно, в середине октября, в Петербурге восстал лейб-гвардии Семёновский полк.

Жителям столицы предстало небывалое зрелище: молодцы-семёновцы, богатыри ростом, косая сажень в плечах, покрывшие себя славой в недавней войне, всегда блиставшие на парадах, шли по улицам вразброд, без оружия, под конвоем.

— Куда вы, братцы? — изумлялись прохожие.

— В крепость.

— Зачем?

— Под арест.

— За что?

— За Шварца.

Новый командир полка аракчеевский ставленник Шварц изнурял солдат учениями, притеснял, как только мог, беспрерывно наказывал, издевался над ними, плевал им в лицо, рвал солдатам усы. Семёновцы не привыкли к подобному обращению.

До прихода Шварца тон в полку задавали молодые офицеры, уважавшие солдат, отменившие в своих ротах и батальонах телесные наказания. И семёновцы не захотели терпеть. Они возмутились.

Петербургские члены Тайного общества с радостной надеждой говорили друг другу: «Ну, наконец-то… Гвардия пробуждается! Она пойдёт за нами. И у нас началось!»

«И у нас» — потому что вся Европа бурлила. Узнав о случившемся в Семёновском полку, царь увидел в этом следствие «испанского примера». «Испанский пример» был совсем свеж в памяти.

Весною того же, 1820 года в Россию пришло известие, что в Испании революция. Восставшая армия, поддержанная народом, принудила короля Фердинанда VII присягнуть конституции, уничтожить инквизицию, вернуть многие свободы.

«Испанский пример» оказался заразительным. В июле восстал Неаполь, в августе — Португалия.

Молодые вольнодумцы в России ликовали. Николай Иванович Тургенев записал в своём дневнике: «Слава тебе, славная армия гишпанская… Слава гишпанскому народу… Свобода да озарит Испанию своим благотворным светом».

Слава тебе, армия… Начала именно армия. В Испании молодой полковник Риего, в Неаполе — генерал Пепе.

Обо всём этом и велись разговоры в кабинете Василия Львовича.

Несколько месяцев спустя в послании к нему, вспоминая вечера в Каменке, Пушкин писал:

Когда и ты, и милый брат,
Перед камином надевая
Демократический халат,
Спасенья чашу наполняли
Беспенной мёрзлою струёй,
И за здоровье тех

и тойДо дна, до капли выпивали!..

Члены Тайного общества и Пушкин вместе с ними пили за здоровье «тех» — европейских революционеров и «той» — революции. Они готовились к ней, верили в неё, нетерпеливо ждали её у себя в России.

Ужель надежды луч исчез?
Но нет! — Мы счастьем насладимся,
Кровавой чаши причастимся —
И я скажу: Христос воскрес.

Нетерпеливо ждал революционных событий Пушкин.

«Я уже видел жизнь мою облагороженною»

С первых же дней пребывания в Каменке члены Тайного общества стали замечать, что Александр Раевский, которого они опасались, пристально наблюдает за всеми их действиями и явно подозревает, что Орлов, Охотников и Якушкин собрались здесь неспроста. Особенно озадачил его приезд Якушкина. Ну зачем, скажите на милость, отставному штабс-капитану, имеющему жительство где-то в Смоленской губернии, скакать через всю Россию и ни с того ни с сего объявиться в Каменке, с хозяевами которой он даже не был знаком. Здесь кроется нечто важное. Но что? Это и хотелось узнать Раевскому. Заговорщики чувствовали, что мысли о тайном обществе приходят ему на ум, и чтобы разубедить его, усыпить подозрения, решили накануне своего отъезда разыграть для Раевского своеобразный спектакль. Договорились устроить прощальное заседание, потолковать о политике и как бы невзначай, между прочим коснуться тайного общества. Сбить Раевского с толку, дав ему понять, что знают о его подозрениях и считают их вздором, ибо сама мысль о тайном обществе в России — химера. А они люди практические и трезво мыслящие.

Собрались как всегда у Василия Львовича. Для соблюдения порядка избрали президента — того же Александра Раевского. С насмешливо-важным видом он управлял разговором, звонил в колокольчик. Без его дозволения никто не смел говорить.

Обсудили разное. И тут встал Орлов. Высокий, внушительный. Даже лысый череп не портил его красивую голову.

— Я хотел бы изложить свои мысли касательно тайного общества. Полезно ли сие для России.

Он говорил как всегда красно и убедительно, приводил доводы и за и против. Причём склонялся к последнему. Давыдов и Охотников поддержали его.

Боже мой, сколь холодно, рассудительно, как спокойно! И это — о тайном обществе… Пушкин вскочил, позабыв испросить разрешение у президента.

— Тайное общество непременно нужно. Именно для России. Именно сейчас!

— Смею возразить.