Когда этюд был закончен, я почувствовал ее присутствие за моей спиной, ее свежее размеренное дыхание, пьянящий запах ее молодого красивого тела. На этот раз я не испытал даже малейшего раздражения, напротив, сердце до краев наполнилось приятной негой и сладостным ожиданием чуда.
— Ну вот, сейчас я вижу руку мастера! — ее голос звучал как самая волшебная мелодия на свете, — это гениально! А тени-то, какие прекрасные тени!
И неожиданно поделилась откровением:
— А я от мужа ушла…
— Ради меня? — не оборачиваясь, спросил я.
— Ради себя…
Я не дал ей закончить, резко обернулся, опрокинув на пол этюдник со свежей работой, и жадно обнял губами ее мягкие теплые как лето уста. Она обхватила мою шею тонкими гибкими руками и прижалась ко мне всем своим горячим, пахнущим морем и майской акацией, телом. Время для нас обоих остановило свой размеренный ход.
Мы снова провели на пляже весь день. Нам никто не мешал. Курортный сезон в Ницце еще не открылся, и побережье было совершенно пустынным. Только шершавый шум прибоя ненавязчиво напоминал о том, что жизнь идет своим чередом и совершенно не зависит ни от нас, ни от наших желаний.
— Желтый. Снова желтый! И здесь желтый, и здесь…
Я застал ее в моей мастерской, где Она с искренним удивлением во взгляде внимательно изучала мои новые работы, воодушевленно комментируя результаты наблюдений вслух.
Прошло два месяца с того дня, когда рейсовый авиалайнер, с трудом преодолев накрывший добрую четверть земного шара грозовой фронт, доставил нас в Минск. Быстро забыв своего француза — мужа, трехэтажный особняк на берегу моря и новенький «феррари» в гараже, Она с удовольствием, как мне казалось, взвалила на свои красивые плечи незавидную ношу домашней хозяйки, которая совершенно не подходила к ее ангельской внешности. Это она быстро поняла сама и стала постепенно гасить свой случайно разгоревшийся хозяйственный пыл походами по бутикам, фитнес-клубам, спа-салонам, а также новыми подружками и еще какими-то делами, о которых предпочитала не распространяться.
Единственное, что в ней оставалось неизменным со дня нашей первой встречи, так это безграничное восхищение моим умением рисовать и какая-то фанатичная преданность всему, что связывало меня с этим умением. Я наслаждался ее присутствием в моей жизни, не веря, что это происходит со мной. В этом волшебном состоянии мое творчество наполнилось новым дыханием, и из-под кисти, одно за другим, рождались новые яркие и неординарные полотна.
Она могла часами засиживаться в мастерской в одиночестве или наблюдать за моей работой, скромно устроившись в уголке комнаты, иногда раздражая меня своими наивными вопросами и, как мне казалось, совершенно неуместными замечаниями. Вот и сейчас:
— Мне кажется, что ты злоупотребляешь желтым. Он на твоих холстах присутствует повсеместно. Это явный перебор. Неужели ты сам этого не замечаешь?
Я тяжело вздохнул. Она заинтересованно, в ожидании какой-либо реакции, посматривала на меня. Я легко представил, кого Она сейчас видит перед собой: мужика без возраста в заляпанном живописным разноцветием халате, чрезмерно худого, ссутулившегося от вечного карпения над мольбертом, с бледным лицом со впалыми бесцветными глазами и густой с ранними сединами бородой. Кем был этот мужик для нее, я не знал, и знать не мог. Я просто любил ее, не требуя взаимности.
— Стронциановый в чистом виде я почти не использую, он слишком едкий, а кадмий желтый действительно люблю. Это, если хочешь, моя визитная карточка — использовать желтый колор для придания полотну наибольшей теплоты.
Я сделал небольшую паузу, чтобы убедиться, что мое объяснение понято, но она ничем не выдавала свое отношение к услышанному. Только в широко открытых глазах появилась крохотная капелька легкого разочарования.
Откровенно скажу, что любой, уважающий себя художник не приемлет никакой критики со стороны людей не сведущих в искусстве, как бы внешне это не выглядело. Конечно же, он усиленно делает вид, что прислушивается к мнению дилетанта, но все равно поступает по-своему, как велит ему его внутренний голос, душевный настрой и личные убеждения.
— Соглашусь, что это невесть какой мудреный прием, но он срабатывает. По этой теплоте мои работы узнают, и не только на родине.
— Ах вот оно что! — притворно удивилась Она, и в ее глазах заиграли озорные огоньки.
Я уже было расслабился, считая, что тема исчерпана, но в очередной раз ошибся. Она, как всегда, была непредсказуема.
— Хорошо было бы вот так и в жизни — мазнул, где пожелал, желтым и сразу же стало теплее — в природе, в душе и в человеческих отношениях.
Мне понравились эти слова.