Далёкая песня дождя

— Любовь определенно в момент своего рождения имеет белый цвет, такой же чистый и невинный, как выпавший на рассвете первый снег. На его поверхности еще нет никаких следов, нелепых снеговиков, крепостей и горок с орущей детворой. Любовь — как этот свежий холст в твоей мастерской, ожидающий пришествия цвета. Через какое-то время его поверхности коснется кисть живописца, и он уже никогда не будет прежним — свежим и целомудренно чистым. И его новое состояние полностью зависит от вдохновения, настроения и мастерства художника. Его можно сделать известным на весь мир шедевром или бездарно замарать.

— Однако, — Она продолжала удивлять меня, и я постарался хоть как-то подыграть, — глубокая философия, я бы назвал ее «цветная философия любви».

— Называй как хочешь, но это моя философия, лично придуманная мною, — Она снова осторожно притронулась к холсту, — готова отстаивать авторское право.

Мне показалось, что Она не шутит.

— Ты же помнишь нашу первую встречу? Ну да, это трудно забыть, когда нежданно-негаданно перед тобой появляется твоя мечта.

Я и не думал возражать, так как это была сущая правда, как и то, что прозвучало следом.

— В тот миг ты влюбился в меня, словно натянул на подрамник новый, только что загрунтованный белоснежный холст. И стал по своему усмотрению мазать его своими красками, теми, что тебе близки и понятны, не спрашивая меня, как простую натурщицу — близки ли мне и понятны эти цвета?

Мое хорошее настроение улетучивалось с каждым произнесенным ею словом. Ведь прозвучавшее из ее прекрасных, играющих кровью, уст было неожиданной, неудобной, но сущей правдой. Я действительно упивался этим внезапно нахлынувшим и давно забытым состоянием безмятежного счастья, совершенно не задумываясь на тем, является ли оно счастьем на двоих.

Словно читая мои мысли, она продолжала свой монолог:

— Теперь я рядом с тобой, и ты вроде бы счастлив, но уже наступил тот момент, когда ты из стадии эйфории перешел в состояние тревожности. Сейчас ты размышляешь над тем, что можешь дать мне, кроме своих пылких чувств, и бьешься в поиске разумного и одновременно эффектного содержания для своего белоснежного холста. А попробуй представить, что тогда на пляже к тебе подошла не я, а некая некрасивая, глуповатая простушка, и признайся себе, что тогда бы ничего не было — ни холста, ни красок, ни цветов, ни бликов, ни теней нам нем. Даже если каким-то чудом она оказалась бы на этом венском стуле, то карандаш в твоей руке не совершил бы того волшебства, что было посвящено мне.

Я осознавал ее правоту, понимая, что присутствие рядом красивой умной женщины тешило мое самолюбие, самого обыкновенного парня из глубинки. Именно поэтому я любил бывать с ней в многолюдных местах, подчеркивая там нашу близость, с удовольствием замечая восхищенные взгляды мужчин и женщин вокруг нее. При этом я не хотел понимать и старался не думать о том, что это все не навсегда, что когда-то эта красивая сказка закончится и в один из серых дождливых дней ее рядом не станет.

— Не обижайся, ты же знаешь, что я права, — Она, как будто читая мои мысли, отвернулась от холста и сосредоточила все свое внимание на моем пасмурном лице. — Я очень дорожу твоим чувственным отношением ко мне, поэтому не хочу и даже не могу тебя обманывать, и на твою искренность отвечаю своим честным отношением к тебе.

Да, Она была права! И от этого становилось еще грустнее. Успокаивало одно — во всяком случае, меня не обманывают.

— Ну, посуди сам, — она присела на краешек своего любимого стула, — что такое любовь?

Я сразу же хотел ответить, но Она не позволила:

— Молчи, не включай свою бурную творческую фантазию, сейчас это ни к чему. Ведь никто на этом свете не может знать, что это такое. Все только притворяются, что знают, описывают ее в стихах, романах, песнях, совершают какие-то глупости во имя этой самой любви. И я не знаю, но уверена в одном: любовь — это та токсичная среда, которая безжалостно разъедает твой природный иммунитет — медленно или в один миг, это не важно. Но важно, что перед этим опасным токсином ты совершенно беззащитен. Если ты сильный, то становишься слабее, если и без того слабак — нисходишь на нет.

Один дурачок, узнав о моей нелюбви к нему, пытался утопиться, но силы воли на это не хватило, и он, нахлебавшись грязной воды, вдохновенно блевал на берегу под светлой луной.

Знаю, что ты не из таких, ты сильный, и оставайся сильным как можно дольше.

В этот момент я испепелял свою душу любовью к ней и одновременно казнил себя за свою необузданную страсть.

— Вот ты постоянно признаешься мне в любви. Не скрою, мне это приятно. Но задай себе вопрос и чистосердечно ответь на него: за что мне такая привилегия — быть любимой неординарным творческим человеком? Я даже знаю, что ты ответишь: «Любовь не нуждается в объяснениях». А жаль, если бы каждый влюбленный задавал себе такой вопрос и находил разумные ответы на него, то никому не нужных жертв ради этой самой любви было бы намного меньше.