Далёкая песня дождя

И, конечно же, любовь не вечна, вечную любовь придумали писатели. Это всего лишь миг, сполна наполненный страстью и переживаниями, и наивно полагать, что он продлится необозримо долго, и ты до глубокой старости, взявшись за руки со своей возлюбленной, будешь парить с ней в облаках, пока не одряхлеют ваши крылья и вы не грохнетесь с заоблачных высей в один деревянный ящик.

Один из моих назойливых воздыхателей говорил, что во влюбленной паре один, как правило, верный, а второй, как правило, умный. В чем-то я с ним согласна. Так вот, если в один не слишком прекрасный момент ты узнаешь, что ты и есть тот самый верный, не расстраивайся. В этот миг прозрения, если ты не законченный хлюпик, к тебе придет осознание, что свыше тебе дан шанс стать сильнее. И ты погасишь эту уже надоевшую сладостную боль под сердцем, уймешь безумную страсть в своей душе, укроешь ее самой совершенной броней и пойдешь дальше с новыми, ранее неведомыми тебе, силами. И все тебе будет нипочем. Только вот любить, как ты любил, — искренне, честно, жертвенно и беззаветно, уже никогда не сможешь, так как очерствеешь душой.

Помнишь, как у Есенина?

И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь,
Кто любил, уж тот любить не может, —
Кто сгорел, того не подожжешь.

Но в таком превосходном состоянии пользы от тебя на этой планете будет гораздо больше.

В этот вечер мы собирались на «Евгения Онегина» в Большой театр, но в последний момент Она передумала, и вместо спектакля мы посвятили время неспешному брожению по темным аллеям осеннего парка и беседам о любви и нелюбви.

Я больше слушал, чем говорил. Ее рассуждения казались мне вполне логичными, но удивляло присутствие в них совершенно нехарактерной для нее циничной интонации. Желая хоть немного разобраться в этом, я раз за разом подбрасывал ей очередную пищу для размышлений.

— А как же всем известное: «любовь окрыляет» или «любовь сподвигает на великие безумства»?

Она ответила незамедлительно:

— Я так и знала, что ты — человек искусства, в своих высоких рассуждениях скатишься к банальной лирике. Все это, душещипательное и многим непонятное, придумали такие же, как ты, романтики, имеющие доступ к бумаге, перу и чернильнице. Но им это позволительно, каждый зарабатывает как может.

В обыденности все гораздо проще: Всевышний даровал крылья птицам, а не людям, поэтому мы ходим по этой грешной земле и на ней творим свои дела, и если творить их с умом, а не в безумных порывах, пусть даже великих, то и результаты будут действительно полезные. Не знаю ни одного из известных ученых, которые совершили бы свои открытия с крыльями за спиной или в состоянии безумства, разве что некоторые герои американских блокбастеров.

Мне непонятно это нелепое преклонение перед существом противоположного пола, порой ничем, кроме природного инстинкта, не объяснимое и даже опасное для обоих.

Постепенно ко мне приходило понимание, почему Она с таким упорством навязывает мне эту с виду пространную тему. Я понял, что таким образом Она пытается уберечь меня и себя от необдуманных решений, чувствуя, что наши отношения вот-вот перерастут в нечто большее и вернуться назад будет уже невозможно. А твердая уверенность и даже некоторая рьяность, с которыми она это проповедовала, были не сиюминутными эмоциями, а убеждениями, выстраданными в прошлой жизни.

— Одним неосторожным решением я могу разрушить твое будущее, твое истинное предназначение, ради которого ты был рожден, живешь и творишь, — сама того не зная, подтвердила Она мои догадки.

— Тебя когда-то разлюбили? — задав этот вопрос, я уже не сомневался в содержании ответа.

— И не раз, — еле слышно ответила Она и так же тихо, самым обыденным тоном, добавила: — Но я благодарна моим обидчикам. Их нелюбовь сделала меня сильнее.

8

— Бом!.. — часы продолжали свой размеренный бой.

Я вторил ему таким же размеренным монотонным счетом.

— Шесть!

— Алый — это мой любимый цвет. Именно алый, а не красный, ты как художник должен знать разницу.

Она грациозно крутилась у зеркала в маленьком алого цвета платье, плотно облегающем ее безупречную фигуру. Я уже ненавидел этот крохотный кусочек ткани, щедро открывающий слащавым взорам все достоинства этого идеального тела. Желание куда-либо сопровождать ее в этом откровенном наряде улетучивалось на глазах. Я и без этого не особо горел этой сумасбродной идеей «размять стареющие чресла на спине у «Койота»«и, с трудом пересиливая себя, делал вид, что поверил ее очередной хитрости.

— С тобой мне там будет спокойнее, — как я догадался, это была попытка соблюсти правила приличия по отношению ко мне, таким нехитрым способом завуалированная под просьбу о защите.

О моих нервах Она не сильно беспокоилась, но все же предупредила:

— Готовься ревновать, я намерена зажигать там по полной.