Далёкая песня дождя

Зато каждый, кто в тот день стал свидетелем чудесного возвращения младшей дочурки кузнеца, уразумел, что теперича у Савелия появился могущественный покровитель и что супротив мальчонки рыпаться стало шибко опасно. Что и подтвердил словами прилюдно могучий дядька Матвей.

17

Злые языки разом прикусились, а когда Савоська уберег село от коварного ночного пожара — и вовсе умолкли. А случилось это в канун Ильина дня, что в начале августа. Пробудился среди ночи южный хутор от известного каждому пожарного сигнала. Колотил кто-то часто и неистово по пожарной рынде — обрезку рельсы, подвешенному на цепи. Высыпал сонный народ из домов. Люди, привычные к пожарам, часто случавшимся в селе, сплошь состоящем из деревянных строений, тушили огонь уверенно и слаженно. Бабы и мужики быстро соорудили два живых коридора от колодцев до горящего хлева. Кадушки и ведра прям летали в натруженных руках. Только и слышалось кипение воды в огне да редкие бодрые голоса:

— Шибче, шибче подавай!

— Ближей подсунься, не дотянусь никак!

— Ровней держи, не плескай!

— Чего в исподнем приперся, хоть бы портки прикрыл!

И всем хорошо знакомым голосом бабки Никипелихи — визгливое и скрипучее бабье причитание:

— Ой, спасайте, люди добрые! Ой, не дайте добру загинуть!

С огнем всем миром управились скоро. Когда примчался пожарный экипаж на двух взмыленных худющих клячах, бабы уже разбрелись по домам, а мужики еще дымили самосадом, вели усталые разговоры и удовлетворенно лицезрели результат своего труда: спасенную черную громадину хлева на подворье бабки Никипелихи. Вовремя спохватились: уцелел хлев, лишь бревно малехо обуглилось. Да и хутор сберегли. Большая беда случилась бы, ежели б огонь на дома перекинулся.

Пожарные, завидев, что за них работа уже сделана, не спешили возвращаться к себе в депо и, устроившись среди селян, угощались табачком, вступали в неспешные беседы. Занималась румянцем утренняя зорька.

И тут снова раздался скрипучий голос Никипелихи:

— Ой, люди добрые! Пропала скотина!

Завыла, как по покойнику, старая Никипелиха, стоя враскоряку у распахнутых ворот обугленного хлева, и картинно заламывала руки.

— Телок да козочка в полыме пропали! За что ж мне горе такое!

Командир пожарных животастый Фрол Иванович степенно, руки за спину, зашел в хлев и вскоре показался из его темени, покручивая длинный седой ус:

— Ты что, старая, ополоумела? Тама даже сено не сгорело, а телка с козой и в помине нету!

И тут только кто-то из мужиков приметил, что вблизи подворья Никипелихи пасутся мирно на зеленом лужке пегий телок и белявая козочка. А рядышком дремлет, прислонившись спиной к березке, поповский квартирант Савоська.

— Так это ж тот паря, что сигнал о пожаре подал. Своими глазами видел, как он в рынду колотил, — пробасил молодой высокий пожарный, что стоял под большим кленом у покосившегося плетня.

— Он зэ и целка с козацкай из хлева вытасцыл, а потом пазар со всеми тусыл, — сказал старый татарин, сапожник Ильвер Кудымов.

Никипелиха недоверчиво зыркнула подслеповатыми глазами на спящего Савоську, но, к всеобщему удивлению, ничего не промолвила.

Судачили потом бабы у колодца, что вечером того же дня отнесла она отцу Никодиму гостинец для Савоськи — глиняный горшочек с липовым медом.

18

Прошло чуть боле двух недель, аккурат в полдень на Медовый Спас привел из лесу Савоська, а ежели точнее, то приволок на себе, угодившего в ловчую яму егеря Петра Мигулина со сломанной ногой и шибко ушибленной спиной. Как сам потом рассказывал егерь, пролежал он в самим же сооруженной яме два дня и две ночи. Выпалил из ружья в небо весь запас патронов, в первую же ночь спалил весь валежник, что был под рукой, к утру вторых суток стряхнул в рот из фляги последнюю каплю воды и уже готовился отдать Богу душу. Понимал, что хватятся его не скоро, он ведь частенько в чащу уходил надолго, и в этих непролазных местах даже случайный путник не появится, ежели только не свершится чудо Господне. А чудо-то и свершилось.

На зорьке третьего дня увидал он, как на краю ямы показалась белобрысая кудлатая голова, зыркнули на него ясные лазурные очи, и даже тепло стало на самом дне от доброй улыбки. Через короткое время спустилась к страдальцу длинная сучковатая жердь, ухватился за нее Петр Анисимович, успел только удивиться, что тащили его наверх будто бы совсем без усилий. Еще больше поразился, когда узнал в спасителе своем Савоську, мальца с виду крепкого, но все ж не такого могучего, чтобы легко вытянуть из глубокой ямы здорового семипудового мужика.