С видом заправского лекаря осмотрел Савелий раны да ушибы на теле егеря, натер посиневшую спину соком из травяного сбора — хмеля, полыни горькой, подорожника, сабельника болотного, собранных прям на глазах у Петра, умело наложил на сломанную ногу шину из двух сосновых веточек и плотно стянул своим кожаным ремнем. Напоил больного свежей водицей из своей фляжки и тащил на спине без малого девять верст до ближайшего хутора, а там уже мужики приняли и на телеге доставили к доктору Афанасию Мефодьевичу. И вечером того же дня восседал подлеченный егерь на лавке у своего двора, выставляя всем напоказ загипсованную ногу и новые деревянные костыли, да рассказывал соседям, конечно, малехо приукрашивая, эту удивительную историю.
Быстро разлетелась молва о Савоськиных подвигах. Стали поговаривать, что вовсе не чужак Савоська, а наш, местный, будто бы подкидыш он и рос без родительской ласки под опекой старого знахаря деда Радима, что промышлял лёкарством да целебными травами. Жили старик с мальчонкой в лесной сторожке у дикого озера, а как началась великая смута, что после Гражданской войной прозвали, исчезли они незаметно и след их простыл.
И вдруг с чьей-то легкой руки, вроде бы — бабки Никипелихи, поверил народ, что неспроста Савоська вернулся в село, что с благословления деда Радима возник он, чтобы дар свой, Богом данный, на пользу людям обращать — являться с подмогой, как раз тогда, когда никто не в силах уже помочь.
Стали люди его узнавать, здоровкаться, завидев, некоторые пожилые селяне даже кланялись мальцу при встрече, как равному, а он лишь улыбался своей удивительной улыбкой и тоже низко кланялся.
Кое-кто приходил к Савелию со своими невзгодами: то корова пропала, то лошадь захромала, то муж бьет, то баба загуляла, но он лишь улыбался в ответ, и сразу понимал проситель — не тот случай.
Все бы хорошо: и люди рады, и Савоська в почете, да только не сумел иль не пожелал он злую беду от себя самого отвести.
В начале осени, листвы только первая рыжина коснулась, вошел в село конный казачий разъезд под командой черноусого подхорунжего.
Селяне, акромя дряхлых стариков да малых детишек, гнули спины в поле, тянули сети на Волге-матушке да трудились в других местах.
Отец Никодим с утра велел запрягать пару гнедых и после завтрака, оставив Савоську на хозяйстве, укатил со всем семейством на ярмарку в Самару.
Казаки прискакали вроде без какого-либо злого умысла: дух перевести, щей похлебать да коней попоить, но заприметили они в поповском дворе босого Савоську в буденновской гимнастерке без ремня. Малец, не чуя беды, колол топориком сухие березовые поленья и носил наколотые дрова в большой дровяник, примостившийся между домом и церквушкой.
— Эй, малый, а ну-ка подь сюда, — позвал его подхорунжий, не слезая с коня. Был он шибко молод для офицерского чина и старался напускать на себя суровости. Новехонькие погоны на защитной гимнастерке свисали с узких плеч, под козырьком фуражки, лихо заломленной на затылок, красовался смоляной курчавый чуб. Ретивый вороной рысак, с виду вовсе не обремененный своим седоком, легко приплясывал, так что шашка на поясе офицера хлестала по голенищу запыленного хромового сапога.
Конечно же, Савоська никак не откликнулся на окрик и продолжал свою работу.
Кони под усатыми всадниками топтали землю вокруг командира, казаки с интересом поглядывали на подхорунжего. Старый широкоплечий есаул ухмыльнулся в усы.
— Вот же шельмец, — совсем без злобы проворчал офицер и, спешившись (коня сразу же подхватил под уздцы молоденький чубатый ординарец), будто бы врос в желтую дорожную пыль, широко расставив слегка кривоватые ноги. — Подь сюда, сволочь краснопузая! — в руке подхорунжего вдруг возникла кавалерийская плеть. Повинуясь умелому движению своего хозяина, она со свистом описала полукруг над головой казачьего командира и глухо врезалась в высокую бурую траву рядом с Савоськой.
Мальчишка собрал только что нарубленные дрова в аккуратную стопку и неспешно понес ее в сторону дровяника. Следующий сильный и беспощадный удар хлыста пришелся ему поперек спины. Гимнастерка сухо лопнула от правой лопатки к пояснице, рваный разрез быстро напитался свежей кровью. То ли от неожиданности, то ли от силы удара Савоська выронил поленья и упал лицом в густые пыльные заросли крапивы у глухой стены дровяника. Через мгновение паренек, не вставая, перевернулся на спину и устремил взгляд лучистых голубых глаз на своего обидчика. Подхорунжий сразу же оторопел от этого пристального, пронзающего насквозь и достающего до самого сердца взора. Он медленно опустил плетку. Все его молодое сильное тело била какая-то неведомая ему доселе мелкая ледяная дрожь. Он попытался, но не смог отвести глаз от этого чудного взгляда из очей в очи.
— Ч-чего в-вылупился, аль к-казака не в-видал? — язык с трудом ворочался во рту, слова словно зависали в воздухе и превращались в какие-то булькающие нечленораздельные звуки.