Читаем Далекий след императора полностью

Услышав, что его зовут, Симеон вышел из нижнего яруса[41].

   — Чего зовёте? — потягиваясь и позёвывая, спросил князь.

   — Князь, гарью пахнет! — закричало несколько голосов.

Он потянул носом.

   — Точно! Ну и что? — будучи не в состоянии дать оценку, спросил он.

   — Дык, Моск...

Не успели назвать город, как князь, похоже, понял ситуацию:

   — К берегу, давай к берегу! — заорал он. — Акинфыч! — позвал князь воеводу. — Да ты где?

   — Тута, князь, тута! — из яруса показалась голова воеводы.

В этот момент нос лодии упёрся в берег, произошёл толчок. Князь успел схватиться за мачту и удержался на ногах, а воевода упал к его ногам. Вскочив, он было заорал на гребцов:

   — Зенками смотрите, да я вас...

   — Не ори, — осадил князь, — я приказал. Давай на берег и добудь мне срочно коня.

Да, Москва полыхала. Откуда это началось, одному Богу известно. Кто говорил, что из Кремля, а те, наоборот, на посад пальцем показывали. Но как бы ни было, горело и там и здесь. В нескольких местах тревожно худели колокола, сливаясь в единый тревожный, пугающий звук.

Было раннее утро. Набат поднял на ноги многих, в том числе и князя Андрея Пожарского.

   — Что случилось? — был его первый вопрос, когда он, схватив меч, рванулся на крылец.

Перед его очами возникла страшная картина. Внутри кремля словно кто-то развёл огромный костёр. Языки пламени высоко поднимались над крепостными стенами, сбегая, как по лестнице, вниз. И за стенами полыхало. Андрей скатился кубарем с крыльца и выскочил за ворота. И, как тут не вспомнить Плещея, давнего хозяина хором? Как удачно он выбрал место... Меж двух речушек. Кусты горели на противоположных берегах, но пламя от них не в силах было перепрыгнуть реку. Поняв, что они в безопасности, он заорал на людей, бегавших по двору:

   — Воды и коня.

Князь заставил облить себя с ног до головы водой и, вскочив на лошадь, погнал бедное животное сквозь бушующее пламя, прямо на Кремль.

Видя скачущего человека, мужики и бабы, цепочкой стоявшие у речки и передававшие друг другу ведра с водой, заорали:

   — Ты куды, полоумный!

Но Андрей не обращал на крики никакого внимания, рвался сквозь пламя вперёд.

В воротах было какое-то столпотворение: кто рвался наружу, кто спешил вовнутрь. Разбираться, упрашивать было некогда. Конской грудью пробил дорогу. И вот княжеские хоромы. Ворота настежь. Полный двор мечущейся дворни. Такое впечатление, что они в растерянное ги, не знают что делать. Крылец и стены начали пылать. Андрей спрыгнул у крыльца и, расталкивая толпу, ринулся внутрь хором. Проход задымлён. Видно плохо. Натянув на нос мокрую тряпицу, он бросился по переходу, поочерёдно открывая двери, крича:

   — Есть тут кто?

В одной из комнат он услышал жалобный плач. Заглянув под лежак, увидел двух ребятишек, сбившихся в угол. То были первенец Василий и Костя.

   — Давай ко мне! — крикнул Андрей, падая на живот и хватая их руками.

Вытащив, он подбежал к окну. Открыв его, заорал:

   — Люди!

На его голос сбежалось несколько человек.

   — Держите! — и он одного за другим передал детей.

   — Ещё Мишки нету, — услышал он чей-то глас.

Тот оказался рядом, под вешалкой, спрятавшись за одежду. Своими маленькими ручонками он так сильно обхватил шею спасителя, что тому пришлось их немного разжать. Вместе с ним Андрей выпрыгнул в окно.

   — Мужики! — раздался могучий глас Андрея. — Становись цепью. Давай воду.

Его команда оживила, обрадовала растерявшихся людей. И закипел бой с огнём. Крылец удалось отстоять. Взялись за стены.

В это время раздался звонкий топот конских копыт. Ещё один смертник рвался к княжеским хоромам.

   — Господи, никак князь? — удивился кто-то.

   — Дети! Где мои дети? — заорал он, шаря безумными глазами по сторонам.

   — Да тута они, тута! — крикнула какая-то баба, передавая очередное ведро с водой.

   — Где они, где? — безумствовал князь.

И тут перед ним нарисовалась... княгиня, на руках которой, обняв её за шею, сидел младшенький Михаил.

Князь схватил ребёнка и стал его целовать:

   — Митенька, Мишенька!

Потом, словно опомнившись, вновь поднял крик:

   — А где Василий, Константин?

   — Да вот они, — показала княгиня.

Те, испуганные, дрожащие, держась друг задруга, стояли посреди двора. Он подбежал к ним. Поставив Михаила, по очереди целовал их, прижимая к себе. Когда прошли первые княжеские порывы радости, старший княжич, Василий, показал пальцем на какого-то мужика, орудовавшего вёдрами с водой.

   — Вона тот дядька, кто нас спас!

Князь оставил детей и бросился к указанному мужику.

   — Спасибо, друг! — хватая его за плечо, воскликнул князь.

Мужик обернулся. И хотя лицо его было замотано какой-то мокрой тряпицей, Симеон узнал его по глазам.

   — Уж не Пожарский ли?! — вырвалось у него.

   — Я, великий князь!

Больше он не смог произнести ни слова. Стоявший рядом подавальщик уже передавал ему в руки очередное ведро.

   — Обождь, князь! — воскликнул Пожарский и оторвал от рубахи подол, а затем обмотал ему лицо. — А щас, держись! — и облил его с головы до ног. — Теперь можно! — и подмигнул князю, подавая очередное наполненное ведро.

Князь ответил улыбкой, принимая ведро.

Перейти на страницу:

Все книги серии Во славу Отечества

Далекий след императора
Далекий след императора

В этом динамичном, захватывающем повествовании известный писатель-историк Юрий Торубаров обращается к далёкому прошлому Московского княжества — смерти великого князя Ивана Калиты и началу правления его сына, князя Симеона. Драматические перипетии борьбы против Симеона объединившихся владимиро-московских князей, не желавших видеть его во главе Московии, обострение отношений с Великим княжеством Литовским, обратившимся к хану Золотой Орды за военной помощью против Москвы, а также неожиданная смерть любимой жены Анастасии — все эти события, и не только, составляют фабулу произведения.В своём новом романе Юрий Торубаров даст и оригинальную версию происхождения боярского рода Романовых, почти триста лет правивших величайшей империей мира!

Юрий Дмитриевич Торубаров

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза