Далекий след императора

После столь неожиданного завершения кулачного боя, толкнувшего Фёдора на самую высокую ступеньку новгородской власти, он бросился разыскивать отца и Марфу. Уж очень ему хотелось увидеть выражение её лица, когда она узнает, что он победитель. Но на площади их не оказалось. Куда-то исчез и Егор. Парень ему очень понравился. Фёдор бросился его искать. Кто-то подсказал, что он был с Вабером, который, отлежавшись, присел на пенёк, поглаживая бок со сломанными рёбрами. Подойдя к нему, Фёдор назвал себя. Узнав, что перед ним новый посадник, Вабер приподнялся. Фёдор, видя его состояние, пообещал ему возницу, чтобы тот довёз до дома.

Такая забота нового посадника растопила душу литовца. И когда тот спросил, знает ли он Егора, Вабер ответил утвердительно. Фёдор признался, что ему паю срочно увидеть Егора, так как хочет сделать его воеводой, но попросил всё рассказать о нём. Вабер поведал о его приключениях, любовную тему из скромности, затевать не стал. Фёдор увидел, что парень не только молодец сражаться, но кое-что понимает и в военном деле. Куда хуже искать воеводу, который может рыть под него яму. А этот — вряд ли. «Молод?! Да я сам молодой! А этот будет до смерти рад и век мне благодарен». А когда новый посадник узнал, что Вабер живёт вместе с Егором, то вмиг нашёл колу[42]. Вабера он отвёз, как и обещал, чем заработал от него заверения в преданности.

Только здесь Фёдору не повезло. Егора дома не было. Подождав какое-то время, Фёдор решил уехать и встретиться с Егором в ближайшее время. Удивительно, что имя Егор ему ничего не говорило. Вероятно, от радости.

После бурного дня Фёдор спал, как младенец. Проснулся, когда солнышко подкатывало к обеду. Наскоро одевшись, он помчался в посадскую. Служки встретили его с удивлением:

   — Ни один посадник в первый день не приходит. Он дома отпаивается рассолом, — сообщит они ему.

В ответ Фёдор сказах всего два слова:

   — Новая метла...

Те переглянулись и расползлись по своим норам.

Фёдор, поднявшись к себе, посидел в кресле, походил вдоль стола, поглядел в окно, пятерней расчесал волнистые волосы и решил топать к отцу.

И чем ближе подходил он к хоромам отца, тем сильнее билось его сердце: «Как она? Поди, вцепится в меня! А как она хороша! Бояре больше смотрели на неё, чем на кулачный бой, это я заметит А что скажет батька? В один вечер и... посадник. А он сколько на это тратил и денег, и времени! Ха! Ха! Уметь надо! И удачно-то как! Какой будет воевода! Скорее надо его двинуть. Я это сделаю на следующей неделе и согласие выборщиков утрясу. Надо найти Крутило. Он всё окрутит».

Ворота отцовских хором были закрыты, и он нетерпеливо постучал колотушкой. Вскоре за воротами раздалось безразличное:

   — Кто?

   — Дед Пихто! Открывай! — властно приказал он.

Петли заскрипели, ворота открылись.

   — Батька у себя? — на ходу спросил Фёдор.

   — У ся! — ответил служка, закрывая «пасть».

   — Батька, — с порога загремел сын, — поздравляй! А каково, я и воеводу нашёл! Егора!

Как только он произнёс это слово, отец подскочил к нему, как ужаленный, ладонью закрыл ему рог.

   — Ты чё, старый? — вскипел сын. — Ты знать, с кем дело имеешь?

   — Молчи луче, дурак! — рявкнул отец.

   — Ты чё, батяня? — удивился сын. — Вместо поздравления... дурак.

   — А то... Егор, — он зашептал, — это тот Егор, — и оглянулся на дверь, — которого ждёт не дождётся Марфа! Вот те и радость!

   — Да он ли это? — понизив голос, спросил сын.

   — Точнее не бывает. Я парня помню с его первой победы.

   — А что тогда... Осип?

   — Ошибся твой Осип! Ошибся! Тот, кто сказал, не знал, что было на деле. А он жив-здоров! Понял?

Фёдор задумался. С лица слетело счастливое выражение.

   — А я-то хотел его воеводой сделать!

   — Сделай, сделай! — зашипел старик, — себе на голову.

   — Теперь-то я вижу.

   — Чё ты думать делать?

   — Да увезу Марфу к себе в деревню. Скажу, худо стало... А ты етого... отправь... понял?

Сын кивнул. И сразу задумался: «Так просто это не совершишь. Я, дурак, поведал про это прилюдно. Надо что-то придумать».

Марфа наотрез отказалась куда-то ехать. Евстафий хотел было припугнуть её тем, что заберёт дарственную бумагу назад. Дева, подойдя к подаренной им шкатулке, открыла её и, взяв ту бумагу, положила перед боярином, заявив:

   — Мня не надо стам пужать, — и гордо вышла из комнаты.

Боярин даже растерялся, поглядывая на свёрнутое трубочкой завещание. Взяв бумагу в руки, он долго крутил её, думая, что же ему делать. И решил идти к Марфе, чтобы, помирившись, вернуть бумагу.

Подойдя к её опочивальне, боярин остановился. Какая-то робость охватила его. Он даже усмехнулся: «Как пацан!». Он приоткрыл дверь. Марфа лежала на кровати, лицом к стене, накинув на ноги платок.

   — Марфа! — позвал он её.

Но та даже не повернулась. Он взял ослон, подошёл к кровати и сел рядом.

   — Марфуша, — ласково произнёс он, — не надо сердиться, не хошь ехать в деревню, давай не поедем. Но только мне что-то худо, да надоть бы и по делу. Тама мня люди ждуть. Староста. У каждого ко мне сколь делов накопилось... Да и по свойму хозяйству хотел управиться. Но раз ты не хошь...