— Чё делать-то бушь? — спросил мужичонка, глядя на него снизу вверх.
— Спицы, — коротко бросил тот, оглядывая растущие рядом деревья.
— Тута ещё надоть выбить ети, — и он потрогал пальцами торчавшие из внутреннего обоза остатки спиц.
Всадник подошёл, поднял колесо, осмотрел его, глянул на ступицу. Там тоже была похожая картина.
— Как тя угораздило? — спросил всадник, возвращая колесо.
— Да хто его знат... Там вон, — мужик кивнул назад, — лыва. Надоть было её объехать. А я напрямую. Тама хто-то сучев навалил....
— А-а! — понятливо протянул всадник и, ещё поглядев на колесо, сказал: — Надо идти в деревню просить у мужиков долото.
— Да-а-а! — почесал мужик затылок.
В это время паренёк закричал:
— Батяня! Иди истить.
— Пошли, — кивнул мужик всаднику.
— Тот охотно согласился.
Прутьев с жареной дичью было много. Отец деловито осмотрел приготовленную еду, выбрал самый большой прут и подал незнакомцу.
— Дяржи!
Всадник его взял, осмотрел, понюхал. Пахло вкусно. Он осторожно снял одну тушку, Чуть надкусил. Мясо было приятным. А если бы ещё соли, то и вкусным. Глядя на пареньков, их отца, которые аппетитно уписывали свою добычу, незнакомец тоже принялся за свой прут. С набитым ртом он спросил:
— А чё это за дичь?
— Дать, перепёлушки... — ответил отец.
Незаметно чужак очистил свой прут. Он даже отрыгнул.
— Запей-ка! — и полез в мешок, достал кувшин и протянул его незнакомцу.
Тот вытащил пробку и в ожидании кубка посмотрел на хозяина. Мужик не понял, что тот хочет, и сказал:
— Пей-ка, а тоть нам надоть.
Всадник ухмыльнулся и сделал несколько глотков. Он не понял, что это было. Медовуха не медовуха, и квас — не квас, но питие было приятным.
Когда закончили трапезу, мужичок, обтирая усы подолом рубахи, спросил:
— Слышь, тя как кличут?
— Семён, а тя?
— Протас. Сямён, у тя коняка добро, слетай в деревню, привези долото. А?
— Ладно. Деревня-то где?
Протас показал рукой:
— За етим лесом.
Семён вернулся быстро. Привёз инструмент. За это время Протас успел «настрогать» спиц. Они вдвоём быстро справились с поломкой.
— Ты сам-то, Протас, откель? — спросил Семён, отряхивая одежду.
— Да с Радонежу.
— С Радонежа? — оживился Семён.
— Да! — подтвердил мужик.
— Ты туды едешь?
— Туды.
Семён не сел на коня, а пошёл рядом с телегой, разговаривая с Протасом. Тот отодвинул какие-то мешки и сказал:
— Да садись, покалякаем.
Семёна не надо было упрашивать. Сев рядом, он попросил рассказать, что люди говорят о Сергее.
— У! Ета небывалый человек. Одним словом, святой! Всё может. Вот, сказывают, монахи пожаловались: мол, воды нетути. А как без неё? Он послушал их, встал на колени, помолился и забил ключ. Вот те крест, — Протас перекрестился, — я сам пивал с него!
— Дороху-то туды покажешь? — спросит Семён.
— А чё не показать, покажу.
— А жив-то сам как? — спросил Семён, нагнулся, сорвал травинку и стал зачем-то её жевать.
— Да чё, жив! Деньгу никак не моту собрать. Кобыла, вишь кака!
Лошадка была худа, пузата, с блеклой кожей.
— Вот хочу нову купить. Да де взять три рубля? — мужик вздохнул и, взмахнув прутом, ударил по конскому скелету. — Но-о!
Мужик выполнил обещание и привёл Семёна к монастырю.
— Вона иво келья! — и он показал на неказистое почерневшее строение. — А тама, дальше, — он махнул рукой, — монахи живут. И ключ. Я те о нём говорил. Ну, бувай!
— Стой! — остановил его Семён. — Ты, Протас, добрый человек. На-ка, держи! — он достал кисет и отсыпал несколько монет, — ето те на коняку.
Протас не понял. Деньги? За что?
— Не-е, — отвёл он руку, — я их у тя взять не могу. Чем я отдам?
— Отдавать не надо. Это тебе от меня... на память.
Тот продолжал упрямиться.
— Да бери! — возвысил Семён голос и сунул ему монеты за пазуху.
Отъехав, Семён крикнул:
— Перепелов-то как ловишь?
— Да сеткой! — ответил Протас, продолжая дивиться, что за человек этот Семён.
Глава 27
Воевода, как звали его в народе, «круглый», был что в ширь, что в высь, с широкими покатыми плечами, выпуклой, могучей грудью, с длинными, до колен, руками. Голова, татарского покроя, сидела прямо на плечах. Глядя на такого обрубыша, было понятно, что этот человек обладает недюжинной силой.
«Круглый», выведя своё воинство на площадь, решил его осмотреть. Всего его набиралось от силы человек четыреста. И то половина была из колодников. Оно само, произвольно, разделилось на две части: колодники и вольница. Воевода слоновой походкой на толстых, как брёвна, ногах, подошёл в первую очередь к колодникам:
— Здорово, люди добрые! — прохрипел он.
— Здорово! — вразброд ответили те.
— Старшой есть? — и провёл взглядом по колонне.
— Есть! — крикнул кто-то.
— Коли есть, иди суды!
К нему подошёл высокий плечистый парень. Воевода, знаток людей, окинул его изучающим взглядом. Лицо, обросшее неокрепшей ещё бородкой, выглядело строго. «У такого не забалуешь», — подумал воевода и даже крякнул, сразу оценив его: подходящ.
— Звать-то как? — спросил он, ощупывая плечо.
Парень дёрнулся:
— Не лошадей выбирать, — и ответил: — Егор.
— Уж ты не тот ли Игорь? — он не договорил, но колодник его понял.
— Тот! — жёстко ответил парень.