Раннее вмешательство[505]
в настоящее время является федеральной программой для детей с любым нарушением из широкого спектра – низким весом при рождении, церебральным параличом, синдромом Дауна, аутизмом, – и она значительно повысила уровень функционирования во всех этих группах. Услуги по этой программе, предоставляемые до достижения ребенком трехлетнего возраста, могут включать в себя физиотерапию, трудотерапию, консультирование по вопросам питания, вспомогательные средства для слуха и зрения, уход за больными, языковую терапию и обучение вспомогательным технологиям, а также поддержку и обучение родителей, испытывающих трудности в преодолении проблем. Сильный акцент делается на сенсорную стимуляцию всех видов. Больницы обязаны сообщать родителям об этих услугах. Программа доступна людям на всех социально-экономических уровнях на дому, а иногда и в специальных центрах. Эти услуги являются и формой обучения родителей и могут помочь семьям с оптимизмом относиться к перспективе оставления детей дома. Качество услуг для детей с ограниченными возможностями сильно варьируется от штата к штату; например, в Нью-Йорке есть особенно хорошие программы раннего вмешательства для детей с синдромом Дауна, и даже ходят шутки о людях, переезжающих в какой-то штат специально для доступа к ним.Программа раннего вмешательства выражает собой аргумент «воспитание важнее природы» – окончательный триумф психоанализа, гражданских прав и сострадания над евгеникой, стерилизацией и сегрегацией[506]
. Он вырос из странной связи федеральной политики, родительского активизма и психологии; он был результатом изменения понимания природы недееспособных детей и новых теорий общего раннего образования. Он продолжает развиваться и сегодня, поскольку многие формы взаимодействия соединены в рамках этой теперь уже повсеместной идеи.Однако изменения в лечении и принятии людей с синдромом Дауна по-прежнему во многом зависят от родителей. Требуя, чтобы врачи относились к детям с их физическими недугами с таким же уважением, как и к недоношенным детям, оно стало добились поразительного увеличения продолжительности жизни людей с таким диагнозом. Хоть раннее вмешательство в конечном счете является расплывчатым и постоянно меняющимся общим термином для широкого круга случаев, оно стало осью для радикального переосмысления жизни инвалидов. Там, где наука и биологическое лечение зашли в тупик, социальная модель инвалидности достигла невероятного триумфа. Многие конкретные методы обучения неоценимы для развития способности удовлетворения конкретных потребностей, но в конечном счете их эффект заключается в том, что дети-инвалиды, как и обычные дети, раскрываются благодаря вниманию, вовлеченности, стимуляции и надежде.
Когда в 1970 году, за несколько лет до Джейсона Кингсли, у Элейн Греголи родилась дочь Линн, акушер объявил отцу ребенка: «Ваша дочь – монголоидная идиотка»[507]
. У Элейн, которой было всего 23 года, уже был сын Джо двух с половиной лет, и она думала больше не заводить детей. Она никогда не слышала о раннем вмешательстве. «Линн была ребенком очень долго, – сказала Элейн. – Она не могла сидеть до 12 месяцев, не ходила почти до двух лет». Элейн пошла в ИнститутКак и Джейсону Кингсли, Линн существенно помогло зарождающееся движение раннего вмешательства. Она участвовала в специальных Олимпийских играх – Паралимпиаде – как гимнастка и конькобежка. Ее двигательные навыки всегда были лучше, чем когнитивные, поэтому Элейн включала ее больше в развлекательные программы, а не в образовательные. Она была в обычном отряде скаутов и участвовала в программе плавания с нормотипичными детьми. «Но она всегда была в младшей группе, – сказала Элейн. – Ей было 10 лет, и она занималась с 6-летними детьми. Вы направляете такого ребенка туда, где он в состоянии преуспеть».