Дали глазами Аманды

Дали продолжал рассказывать о своем музее. Нужно сделать так, чтобы музей посещали все туристы, приезжающие в Испанию. Никто не избежит тотальной кретинизации!

После ужина Дали предложил мне пойти в кино, он, никогда туда не ходивший!

— Это не как в Париже. Мы пойдем в маленький кинотеатр моего детства. Я хочу вновь пережить с вами воскресные киносеансы, когда я водил местных девочек на звуковые фильмы.

В Фигерасе было всего два кинотеатра. В одном шел «Лев зимой» с Кэтрин Хепберн. В другом — научно-фантастический фильм с динозаврами и доисторическими монстрами. Дали предпочел динозавров.

— Кэтрин Хепберн — тоже динозавр, но из тех динозавров, которых я совсем не люблю. Она всегда качает головой в знак отрицания. Синдром Паркинсона!

Фильм был совершенно неинтересным, к тому же я вынуждена была сама купить билеты, потому что у Дали не было с собой денег, но это его не смутило. Дали время от времени сжимал мою руку. Как у Пруста… Мы вышли через полчаса, потому что фильм был дебильным, но Дали успел насладиться этими мгновениями возвращенной молодости. Он поблагодарил меня:

— Вы не можете себе представить, что значило для меня пройтись с вами по Фигерасу, повести вас в кинотеатр моего детства. Когда мама меня спрашивала: «Сердечко мое, что ты хочешь?», — я всегда отвечал, что хочу в кино.

Мы прибыли в Кадакес очень поздно, я познакомилась с новой бонной по имени Маргарита. Это была молодая улыбающаяся брюнетка, приятнее Розы, уехавшей работать в Париж к Капитану.

— Она невыносима, — поведал мне Дали. — Она прячет мои порнографические журналы. Потом я не могу их найти.

Маргарита отвела меня в мои апартаменты, домик, купленный Капитаном, расположенный напротив дома Дали. На первом этаже — кухня и гостиная, на втором — хорошенькая спальня, окна которой выходили прямо на дом Дали. Полное блаженство!

Утром следующего дня бонна принесла мне завтрак и гравюру с изображением королевы Виктории, вырванную из «Illustracion». Дали написал на ней по-английски «Queen» и подписался. Что обозначала эта криптограмма? Выйдя из дома, я встретила старую даму в брюках, которая вежливо со мной поздоровалась. Дали объяснил мне, что эта rateta (серая мышка) — поэтесса и живет тут все лето. Она решила «похоронить» себя «в этой дыре», чтобы сочинить что-нибудь. Я вошла на кухню и поздоровалась с Пакитой, готовившей paella.

Дали ждал меня во дворике. На нем была длинная белая прозрачная туника, натянутая поверх одежды. Причесан он был как каталонская beretina, с красным фригийским колпачком крестьянина в придачу. Он поздоровался и спросил, доставила ли бонна мою корзинку, и всем ли я довольна. Я оставила прошлогоднюю корзинку в Лондоне с несколькими вещами, бесполезными в то время как, например, крем от солнца, эспадрильи, летние брюки, маленький транзистор.

— Вы расшифровали мое послание?

Я тщетно пыталась его разгадать. Детали мэтр пообещал рассказать за обедом, но дал понять, впрочем, что речь шла о встрече с королевой Елизаветой во время его пребывания во Франции. Королева проезжала по Провансу в то же самое время, когда Дали возвращался на машине из Парижа в Кадакес. Он останавливался, как всегда, в «Осто де Боманьер» в долине Боде-Прованса. Королева приняла его в гостиной, без свидетелей и фотографов. Ее сопровождали принц Филипп и наследник трона, Карл. Дали изрядно полебезил перед королевой и напомнил ей о картине, которую его друг лорд Маунтбеттен преподнес ей на коронацию. Дали нарисовал герб королевской семьи — льва, единорога и чертополох в сюрреалистской манере. Это полотно висело в апартаментах королевы, но она никогда не позволяла его фотографировать. Затем он несколько минут побеседовал с принцем Филиппом и стал прощаться.

Убежденный в том, что к Ее Величеству нельзя поворачиваться спиной, он, пятясь, стал выходить из незнакомого зала, который не успел даже толком рассмотреть, и стукнулся о мебель к немалой радости принца Карла и королевы, тщетно пытавшейся сдержать смех.

— Представьте себе, каково мне было! Я, титулованные особы, дворяне. Колоссально! Впрочем, меня интересовали женщины не ниже герцогинь.

Дали рассказал мне о своем пребывании у лорда Маунтбеттена. Его больше всего впечатлило тогда огромное количество прекрасно наточенных карандашей, которыми никто не пользовался. Но в Лондоне, к сожалению, не было террас, на которых можно было бы пить кофе. Ему, так любившему часами смотреть на снующих людей, наблюдать за их странностями, представлять себе их жизнь, пришлось устроить это за свой счет. Я тоже часто сожалела об отсутствии «Флоры» или Кафе «Де ля Пэ» на Кингс Роуд.

После обеда во дворике Дали поставил мне пластинку Сариты Монтьель. Эта популярная певица ему очень нравилась, особенно, когда она по-своему исполняла традиционные вещи, такие как «Violetera» и «El Relicario». В некоторых местах он даже закрывал глаза от удовольствия и отбивал такт ногой.

— Вы должны непременно это послушать в исполнении Ракель Меллер.