Дали туманные

Жаклина поднялась на помост и попыталась просунуть руки сквозь прутья решетки.

- Василий Егорыч!.. Родненький... Ну и молодец же вы... Я так за вас боялась...

Красноморов почувствовал на своем лице несмотря на мороз испарину.

- Это ты молодец, Жаклинушка... Не ожидал от девки такой смелости... Только не реви... Ладно?

С замком клети Жаклина справиться не могла. Бессильно плача, она трясла прутья, ей удалось найти место, где они стыковались и Жаклинка пыталась их разнять. Замок на клеть повесили кодовый - не иначе как из захоронки. Но угадать код - это почти невероятно. И сбить замок Жаклине было не по силам.

На площади давно уже не осталось ни души. Незаметно подкрался вечер - тихий и отчаянно холодный.

- Иди, Жаклинушка, милая, иди...

- Да ни за что на свете, Василий Егорыч... Чтобы я вас здесь бросила...

Вдалеке, со стороны примыкавшего к казенным строениям проулка, послышалось слабенькое, но с каждой минутой нарастающее тарахтенье вездехода.

- Беги, - шепнул Красноморов, - тебе-то за какие грехи?

Побледневшая Жаклина покачала головой, но уступая просьбе Красноморова, нехотя спустилась с помоста и замерла, вслушиваясь.

12

Рокот мотора стремительно приближался. Из проулка вынырнула машина, сделала лихой круг по площади и резко затормозила около помоста. Тесная дверца, с трудом поддающаяся напору изнутри, открылась и из вездехода выскочил ладный отрок в подпоясанном полушубке и надвинутой на самые глаза пушистой меховой шапке.

- Васечка! - закричал отрок знакомым голосом. - Родненький мой... Сейчас, погоди немного, бог даст, освобожу тебя.

Красноморов сразу признал, ощутив знакомые толчки сердца: то была переодетая в мужицкую одежду Микеша. В руках у нее Василий заметил блестящий баллончик голубого, как весеннее небо, цвета - вещица явно дообновленческого происхождения. Мелькнула сердитая мысль - кто достал. Но он приказал себе не думать - то была Микеша - с нее и спрос особый. Следя за действиями Микеши, он краем глаза уловил, что из вездеходова пуза вываливаются мужики - Никола Каманин, Серебрянин Олеженька, да и другие, чьи лица в надвигающейся вечерней темноте разглядеть не удалось.

Микеша, поднявшись на помост, потрогала руками прутья, оценивая их прочность, на что Красноморов с сомнением покачал головой.

- Не сладить с замком-то... И не думай... На коде он, похоже...

- Погоди, Васечка... Еще как сладить, только вот отдвинься подальше, да лицо прикрой, а еще лучше отвернись. Как бы между делом не обжечь тебя... И ты, Жаклинка, миленькая, отойди...

Голубой баллончик прыснул струей, состоящей из мелких капель, и на прутьях клетки тотчас образовался будто проведенный кистью с краской круг. Микеша спрагнула с помоста. Прочерченная струей окружность вдруг вспыхнула ослепительным, заставившим зажмуриться белоголубым светом. Несколько брызг прожгло помост. Обрезки стальных прутьев, шипя, свалились прямо на помост. Мужики палками столкнули их в мгновенно заклубившийся паром снег.

- Ну, Васечка, давай! Пролезешь сквозь дыру-то?

- Постараюсь...

- Только руками краев не касайся. Обожжешься ненароком.

Красноморов вылез, зачем-то отряхнулся и благодарно нащупал в овчине рукава маленькую горячую Микешину ладонь.

- Ты бы, Жаклинушка, сейчас домой ступала, - распорядилась Микеша.

- А как же Василий Егорыч? - обиженно протянула Жаклина.

- Дела у нас еще.

- Дак он же столько времени ни емши - ни пимши...

- Позаботимся. Главное - свободен. И тебе спасибо. А сейчас время дорого.

Жаклинка с ревнивой грустью смотрела на Красноморова, переминаясь с ноги на ногу. Она наблюдала, как все, включая Василия, погрузились в вездеход, а потом печально побрела к ближайшему проулку, показавшись Красноморову неожиданно маленькой и какой-то сжавшейся.

В вездеходе, рассчитанном на шестерых, было тесно и Микеша - само собой получилось - очутилась на коленях у Красноморова. Он замер, пытаясь сквозь толщу полушубков прочувствовать ее тепло.

- Куда едем-то? - шепотом спросил Красноморов, наклонясь к лицу Микеши.

- Ванникова брать.

- А с чего это?

- Ты, брат, пока в остроге пребывал, многое пропустил, - вступил в разговор Каманин. - А дело тут такое, Василий Егорыч. Застолье в избушке помнишь? Когда ты платок свой предъявил?

- Как не помнить?

- Так на платке твоем и вправду следы цианистого калия установили. А на втором, что в подземелье нашли, буквы оказались Ванниковы. Как и предполагали, евонная баба вышивала. А в подземном лабораториуме этого цианида полныи полно, только он на задних полках припрятан. Так что, чуешь? Брать надобно Никиту Ванникова.

- Точно, господа! Брать и немедля, - произнес Серебрянин.

- Только вот за подмогой в лабораториум заедем. Ребята мои - народ здоровый и надежный.

Вездеход петлял темными проулками. У Каманинских палат остановились. Каманин с Олеженькой выскочили на улицу.

Микеша вытащила из кармана тряпицу.

- Поешь немного, Васечка, а? Ночка-то трудная предстоит.

Он кивнул, принял из рук Микеши слегка примятые гречневые лепешки, медленно сжевал. На переднее сиденье вскочил Каманин.