Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941)

Логика событий уже влечет роковым образом разрушение; но она еще не видна даже такому участнику этих событий, как Наполеон, мнящему себя творцом всего дела и фактически стоящему во главе рокового движения, этой лавины, нависшей над бездною! <…> Как ужасно это, когда ум видит вещи последним, тогда как ноги уже несут его с неизбежною логикою к концу! Да, лишь пророчественная совесть может провидеть и предварять события!

Утверждают лицо в Боге потому, что не знают ничего в мире и жизни выше, чем лицо.

Отрицают личное в Боге потому, что знают в личности лишь эгоистическое, лишь фокус самоутверждения.

Кто как настроен в своей жизни, в своем представлении о личном и о лице человеческом, так и судит себя в своих заключениях!

В том, как наши так называемые «эс-эры» думают творить историю, есть коренное недоразумение. Девиз, что «в борьбе обретешь ты право свое», не замечает всей пропасти между творческим демократизмом сверху, знающим борьбу сильного с собою во имя слабого и малого, и малодушным демократизмом снизу, влекущемся одним эгоистическим самоискательством. Правда была бы в девизе «В борьбе обретешь ты правду свою» – в борьбе прежде всего с самим собою во имя высших обязательств перед теми, кто несчастен, мал и слаб! Мелочное малодушие самоискательства не может построить никакой общественности, ибо без идеализма нет сил и потенциала для творчества, и в особенности для творчества общественного.

Плоха и сомнительна та истина, которая видна только при определенных, совершенно исключительных условиях. Подлинная истина видна отовсюду, лишь бы люди сумели открыть на нее глаза!

22–23 сентября 1923

К психологии и физиологии веры: Ц. Ложье описывает критическую минуту расстроенного отряда вице-короля под Красным глубокой осенью 1812 года. Военная спайка еще держится. Вице-король своей речью еще может воодушевить солдат; «и солдаты, которые за минуту до того чувствовали себя изнуренными и подавленными, нашли в себе остатки прежней энергии, их лица озарились тем же светом, какой в былые времена предвещал победу».

Но вера иссякает – сил для нее все меньше и меньше! По дороге от Коханова к Бобру «император дал разрешение брать в артиллерию всех лошадей, какие только понадобятся, не исключая и лично ему принадлежащих, только бы не быть вынужденным бросать пушки и зарядные ящики. Наполеон первый подал этому пример, но, к несчастью, мало нашлось подражателей». Вера кончилась, не действует уже геройство!

Начинается тогда жизнь по Дарвину: «…нет больше друзей, нет больше товарищей. Жестокие друг к другу, все идут, одетые в какие-то нелепые лохмотья, смотря вниз и не произнося ни единого слова. Голый инстинкт самосохранения, холодный эгоизм заменили былой душевный пыл и ту благородную дружбу, которая обычно связывает братьев по оружию». «Все шли наудачу, руководясь своими соображениями. Инстинкт самосохранения брал верх, и каждый искал спасения только в самом себе, полагался только на свои силы».

Дарвинистические принципы жизни возгораются там, где жизнь оскудела, и они могут поддерживать лишь оскудевшую, иссякающую жизнь, где осталось одно бессодержательное стремление удержать существование. <…>

Нет более эгоцентрического и эгоистически-индивидуалистического принципа, как дарвинистический принцип борьбы за существование. Это последний отклик протестантско-индивидуалистического распыления человеческого общежития!

Собственность есть стяжание. Но право собственности есть ограничение стяжания. Коммунизм есть освобождение от права собственности, т. е. освобождение от какого бы то ни было ограничения стяжания. Он и начинает свое фактическое делание в истории с раздразнивания в людях инстинктов стяжания! Это так фактически, как бы ни задрапировывали это его идеализаторы.

Твоим маленьким пониманиям естественно и надобно, конечно, оседать и откристаллизовываться в некоторые определенные постоянства, по мере того, как они изготовляются в твоей душе. Но это-то и делает из них уже препараты и выделения жизни, а не живую жизнь в ее цельности. Будь уверен, что живая жизнь, из которой они кристаллизуются, шире их, не вмещается в них, никогда не может в них закончиться, и будет приносить все новые содержания, ибо «опыт всегда нов» – по справедливому слову Гёте. Итак, надо быть шире своих кристаллизаций!

Живая жизнь всегда уходит из сетей твоих пониманий, вырывается из них вперед, растет, влечет тебя, зовет тебя встать выше себя самого. (Это дух максвеллизма.)

Сидя в тюрьме ДПЗ в Петрограде (IV отд., кам. 265), я записал на стене: если судьбы мира бессмысленны, то и все во мне бессмысленно, а стало быть, я не имею никакого основания критиковать бытие. И если моя судьба бессмысленна, то бессмысленно также бытие, которое в себе ее допускает; тут обязательный круг!

Если в твоих впечатлениях от жизни получается не сумятица, а драма, то это уже не бессмыслица, как казалось перед этим, но какое-то имеющее высказываться слово.