Дальнее зрение. Из записных книжек (1896–1941)

5 ноября 1923

Не о борьбе за существование, а о борьбе за существование в красоте – вот о чем надо говорить как об общем принципе бытия! Не о жизни как таковой, а о жизни в красоте! Борьба за существование – отнюдь не обобщение, а жалкая, пустая частность!

Все тщание врага в том, чтобы из творения Божия сделать безобразие. Вернуть красоту красоте, убить красотою карикатуру – вот что значит «воскресить Бога». Вот что значит «Воскресни, Боже, в покой твой, ты и кивот святыни твоея».

Вся христианская догматика есть попытка возвратить красоту ужасу Креста Христова! «Мир отмщен тем, что праведник умер на кресте» (И. Златоуст).

Звать надо не к морали, а к красоте. Говорить не о морали, а о красоте. Тут более любви и конкретности.

Вместе с любимым человеком переживать красоту – вот в чем возможное для человека счастие в жизни. И обратно: погубить красоту в карикатуре – вот в чем величайшее человеческое несчастие, тот соблазн, за который весится мельничный жернов на шее человека, увлекающий его в пучину морскую.

Красота и благолепие окружают далеко вокруг, как бросаемый вокруг отблеск, доброе и праведное человеческое лицо. Столь же широко распространяется смута и карикатура вокруг человека, не сумевшего соблюсти в себе гармонию и правду!

И ужас человеческой жизни в том, что так часто во имя красоты выливает человек карикатуру!

Коммунисты в отношении религии говорят нам собственно следующее: не смейте говорить святые слова людям. Вы их слишком скомпрометировали!

Ибо ведь они в ваших руках были средством для того, чтобы вершить ваши делишки! Не смейте же больше касаться святых струн человеческой души вашими нечистыми руками. Вы, «содержатели истины и неправды»…

Жизнь с лицом человеческим совершается в порядке постоянной переинтеграции: надежды, разочарования, уверенности и т. п. «Вещь» интегрируется в постоянное несравненно легче, чем лицо. Потому слабые люди предпочитают жить с вещами, чем с человеческими лицами. Но бывает еще и так, что к человеческому лицу применяется отношение как к законченной «вещи», как к однажды навсегда зафиксированному интегралу. Так может сложиться мертвое сожитие даже мужа с женою – без понимания и общей жизни между ними. То же отношение к человеческому лицу свойственно государству, бреющему всех под одно, и общественно-философским системам, говорящим, например, об «экономическом человеке» как о постоянной в своих определениях вещи!

Общение с собеседником и есть процесс живой переинтеграции личного образа, взаимной оценки и понимания друг друга, которое непрестанно подвижно и непрестанно растет.

Законченный интеграл, или «решенный интеграл» лица достигается лишь там, где лицо умирает фактически – материальною смертью или утратою нашего интереса к нему. Лицо умершего интегрируется в процессе апофеоза. Лицо духовно умершего для нас интегрируется и заитоживается нашим судом над ним. «Забвенна буди десница моя, аще не помяну, аще забуду тебя Иеросалиме». <…> Забвен и отвержен пусть я буду, когда «решу» бесконечный интеграл человеческого лица, и оно станет для меня вещью или умрет! По-настоящему ни смерть, ни мучения не могут «решить» интеграла человеческого лица, – он переживает всякие обстоятельства, вечно жив. Оттого решающий суд над ним откладывается нами на страшный последний день суда Божия. И это будет суд одновременно и над ним, интегралом, тогда подлежащим окончательному решению, и надо мною, его интегрирующим. Тогда вдруг мы решимся друг для друга.

Наука как спокойное складывание кирпичик за кирпичиком некоего храма усредненных, для всех «удовлетворительных» истин с принципом самоутверждения и энтропического покоя «безэмоциональной мысли»! Это одна сторона.

Наука как энтузиазм и творческая вера Декарта, Ньютона, Римана… Это совсем другая сторона!

Тут антагонистические силы и настроения, как вода и огонь.

Бойтесь первого! Радуйтесь, когда бываете во втором!

Здесь принципиальный перекресток двух разных путей для духа и жизни. Кому поверить: спокойному усреднению всего и всяческих? или сердцу, энтузиазму и идеалу?

Пойдешь, конечно, туда, куда повлекут тебя твои затаенные склонности, и тем самым будешь судить сам себя!

Ради красоты умирают люди. Красоты ищут, без Красоты не могут жить. Могут ли отнять Красоту у тех, кто ее отведал? Может ли арелигиозный, холодный социализм отнять Коран у мусульман?

А малодушным посмеянье!
Они на бранное призванье
Не шли, не веря дивным снам…

(Пушкин. «Подражания Корану»)

С физиологической стороны, Красота есть самый общий человеческий проект, возникающий в нем по поводу всякого опыта жизни. Восстановить Красоту, пережить ее вновь по поводу нового опыта, пережить и понять новый опыт в Красоте, приобщить новый опыт в Красоте – в общем же, понять бытие как Красоту – вот последнее стремление человека.